Неприступный герцог

Абигайль провела рукой по поверхности стола.

— Синьор был так счастлив. У него был крепкий малыш и любимая жена. Он подарил ей множество украшений и нарядов. Его любовь росла с каждым днем. Она наполняла замок и виноградники, и деревню в долине. Не прошло и года, как синьора забеременела снова. — Синьора Морини положила на чашку Абигайль ситечко, налила в нее чай. — Он любил ее. Она была молода и красива. Такова природа вещей. Наступило лето, и настал знаменательный час. Синьор ждал в библиотеке, пока его жена разрешится от бремени.

Рука Абигайль с чашкой чая задрожала.

— Подозреваю, на этот раз роды были не такими легкими, как предыдущие?

— Вы правы, синьорина. Госпоже было очень больно и тяжело. Ее крики наполняли замок. А синьор ждал и слушал крики боли всю ночь. Он запер дверь и не впускал никого.

— Какой ужас! Так что винить ему некого, кроме себя самого.

Синьора Морини бросила на Абигайль взгляд, призывающий к тишине.

— К утру на свет появился ребенок, крошечная девочка, но ее мать… дорогая синьора… — Она запнулась и судорожно сглотнула.

— Истекла кровью, полагаю. Бедняжка. — Абигайль склонила голову. — И дети так никогда и не узнали своей матери.

— Ее отвезли во Флоренцию, где синьор и Медичи похоронили ее и поставили на могиле… величественный мраморный…

— Памятник?

— Да, памятник. Говорят, очень красивый. А новорожденная малышка…

— Она выжила?

Экономка опустилась на стул напротив Абигайль.

— Да.

— Наверное, синьор Монтеверди возненавидел ее. Эти могущественные господа все одинаковы. Винят в своих бедах кого угодно, только не себя. Точат на кого-то зуб. Словно признание вины убьет их…

— Нет, он не возненавидел малышку, а полюбил всем сердцем. Всю свою любовь к рано ушедшей жене он направил на нее. Он говорил, будто синьора вселила в эту девочку частичку своей души, будто возродилась в ней.

Абигайль нахмурилась.

— Это как-то… ну… — Она выразительно покрутила пальцем у виска.

— Она выглядела точь-в-точь, как ее мать. Господин и назвал ее так же — Леонора. Она была очень красива. Улыбалась, смеялась, была всегда весела и наполняла радостью все вокруг. А синьор просто не отходил от нее.

— Знаете, мне просто страшно представить, что я услышу дальше, — сказала Абигайль, сделав глоток чая.

Взгляд экономки перекочевал на стену позади Абигайль, как если бы она вдруг увидела в отдалении прежних обитателей замка.

— Годы шли, и синьорина Леонора превратилась в девушку — самую красивую во всей Тоскане. Когда ей исполнилось шестнадцать лет, они с синьором отправились во Флоренцию погостить у его старого друга Медичи.

— А разве эти двое еще не успели друг друга отравить? — сухо поинтересовалась Абигайль.

— Нет, они, благодарение Богу, остались друзьями, — серьезно ответила синьора Морини. — В то время во дворце Медичи гостил молодой английский путешественник. Говорили, что в Англии он был очень влиятельным человеком. Лордом… забыла имя. Кажется, Коппербридж.

— Не слышала о таком.

— Он был очень красив. Высок, силен и храбр. Приехал в Италию, чтобы изучать искусство.

— Самый настоящий средневековый принц. Как чудесно! Наверняка они с Леонорой влюбились друг в друга с первого взгляда! — воскликнула Абигайль.

Взгляд синьоры Морини просиял.

— О да! Любовь вспыхнула мгновенно. — Экономка щелкнула пальцами. — Они танцевали всю ночь напролет, не в силах отвести друг от друга взгляда. Все наблюдали за ними и были счастливы. Все, кроме…

— Старого развратника Монтеверди, полагаю. — Абигайль вздохнула. — Мужчины, мужчины…

Морини вскинула брови.

— Что такое развратник?

— Это мужчина, который… впрочем, не важно. Продолжайте. Подозреваю, Монтеверди прогнал молодого англичанина, запретил ему наносить визиты и заточил бедную Леонору в монастырь…

Глаза экономки округлились от удивления.

— Вы уже слышали эту историю?

— Мне подсказала интуиция.

— Только вот заключил он ее не в монастырь, — уточнила экономка, откидываясь на спинку стула, — а в замок. Вот в эти самые каменные стены. — И обвела помещение кухни рукой. — Так родной дом стал для Леоноры тюрьмой. Она не выходила на улицу и даже не покидала собственной комнаты. А синьор запер все двери, а сам сидел в библиотеке и пил вино и граппу…

— Постойте, постойте. — Абигайль со стуком поставила чашку на блюдце. — Ведь у него был еще сын? Неужели он совсем о нем не заботился?

Экономка посмотрела на собственные руки, лежащие на поверхности стола, точно два веера.

— Молодой Монтеверди ничем не отличался от своих сверстников. Он был силен и храбр, постигал науки со своими учителями. Его отправили во Флоренцию. И он очень любил свою сестру.

— Как он, должно быть, ужасно себя чувствовал.

— Он попытался уговорить отца дать согласие на брак. Он ведь очень дружил с тем молодым английским господином.

— Затруднительная ситуация.