Неприступный герцог

– Если повезет, я каждое лето буду пребывать в таком состоянии. Хотя бы для того, чтобы сорвать планы Абигайль. Уф! – Она поморщилась и приложила руку к животу с другой стороны. – Хотя мне начинает казаться, что одного ребенка более чем достаточно.

– Я надеюсь, что там только один ребенок, иначе придется посылать за более просторной колыбелькой. – Абигайль поставила на стол поднос с фаршированными оливками. – Это для тебя, сестренка. Принести еще блюдо для твоего мужа?

– Для моего мужа? Не смеши. – Александра потянулась за оливкой и ловко отправила ее в рот. – Я вполне способна съесть два блюда фаршированных оливок Морини без помощи Финна. Послушай-ка, Пенхэллоу! – Александра ударила лорда Роланда по руке, когда тот потянулся к блюду. – Если хочешь оливок, пусть тебе их принесет твоя собственная жена.

– Она разносит угощение гостям, – сказал лорд Роланд, и его лицо вытянулось, как у человека, привыкшего к тому, чтобы жена обслуживала только его одного.

– Хочешь, я разыщу ее, папа? – Филипп схватил с подноса пару оливок и спрыгнул со скамьи.

– Отличная идея! – крикнул Роланд вслед мальчику, смешавшемуся с толпой гостей. – Советую тебе обежать раз или два вокруг замка, чтобы убедиться, что она не спряталась в каком-нибудь углу. – Он повернулся к присутствующим и пояснил со знанием дела: – После таких пробежек дети прекрасно засыпают.

– Возьму на заметку, – сказал Берк.

Абигайль взяла со стола пустой поднос и направилась на кухню, едва не столкнувшись с Лилибет.

– Филипп тебя ищет, – сказала она. – И найдет, судя по всему, не скоро. Роланд отправил его бегать вокруг замка.

– Ох уж этот мальчишка! Если Роланд попросит его построить лестницу до луны, он непременно это сделает.

– Мне кажется, он счастлив, что у него наконец появился настоящий отец, – сказала Абигайль.

Лицо Лилибет смягчилось.

– Да, конечно. О, Абигайль…

– Я должна идти. На кухне полно работы.

Она вплыла на кухню, где экономка, улыбаясь и что-то напевая себе под нос, раскладывала по тарелкам закуски.

– Морини, – позвала Абигайль, прищурившись. – Этот медальон у вас на шее?

Синьора Морини схватилась рукой за шею и улыбнулась.

– Ничего особенного, синьора герцогиня. Так, безделица.

– И кто же подарил вам эту безделицу? – Абигайль наклонилась, чтобы рассмотреть медальон. На небольшой золотой крышечке были изображены переплетенные виноградные лозы.

– Никто, синьора.

– Подарок от Джакомо, да? Я знала! Наконец-то у вас все сладилось. Какой чудесный медальон!

– Si, синьора. Он очень много значит для меня. Это тот самый медальон… – Экономка умолкла и с задумчивой улыбкой посмотрела в окно.

– Тот самый медальон… – подсказала Абигайль.

Синьора Морини глубоко вздохнула и повернулась к ней:

– Этот медальон Джакомо подарил мне много лет назад. Но я вернула его ему, когда в замок пришло горе. Джакомо ужасно рассердился тогда. А теперь он снова отдал мне его.

Абигайль вскинула бровь. Морини явно чего-то не договаривала.

– Придется мне выведать у вас остальное, – сказала Абигайль, беря со стола поднос.

Экономка рассмеялась.

– Да уж, синьора, от вас так просто не отделаешься.

Абигайль вернулась во двор, где музыканты уже взялись за свои инструменты. На небе поднималась луна, и в какое-то мгновение силы покинули Абигайль. Она облокотилась о стену, не выпуская из рук подноса, и посмотрела на склон холма, террасами спускающийся к озеру. Вечерний свет приобрел голубой оттенок, возвещающий о наступлении сумерек. Кто-то зажег факелы, и ощутимо запахло дымом.

Толпа расступилась, и Абигайль увидела сидящих на скамье под факелами Александру и Финна, который по-прежнему обнимал жену, а свет факелов превратил его рыжие волосы в расплавленное золото. Он что-то сказал Александре на ухо, она рассмеялась и устремила на него полный обожания взгляд.

Напротив них Лилибет остановилась возле своего мужа, чтобы выхватить у него бокал с вином. Роланд в шутливой ярости поймал ее за запястье, и она, наклонившись, поцеловала его в губы, чтобы отвлечь от бокала, который тут же оказался у нее в руках. Лилибет со смехом побежала прочь, Роланд бросился за ней, и вскоре Абигайль потеряла их из виду в толпе гостей.

«Я так счастлива за них», – подумала она.

Она отошла от стены и повернула голову, чтобы отереть о плечо навернувшиеся на глаза слезы. Что проку себя жалеть? Она сама обрекла себя на страдания и должна безропотно нести свой крест.

Она выдержала одиннадцать месяцев без Уоллингфорда. Без его суховатого смеха и теплого тела, без его угроз и шуток, непреклонной стойкости и неожиданной нежности. Пока остальные смеялись и были окружены любовью на протяжении холодной тосканской зимы и цветущей весны, она ждала и молилась. Что ж, она сможет вытерпеть еще один месяц – всего четыре коротких недели. Ведь с наступлением жаркого июля он наверняка вернется. Она должна верить в это. Должна верить в него.

Абигайль расправила плечи и вздернула подбородок. Позади мигнул факел, и в то же самое мгновение чьи-то руки выхватили у нее поднос.