Неприступный герцог

Александра рассмеялась и произнесла: «Да, конечно, ваша светлость», — таким тоном, словно они не были заклятыми врагами. Она передала соль герцогу, а затем повернулась к местному жителю, майору, и как ни в чем не бывало продолжила беседовать с ним на смеси английского и итальянского языков, время от времени иллюстрируя своими изящными руками то, на что не хватало словарного запаса.

Абигайль посмотрела в собственную тарелку и на свои пальцы с обломанными ногтями. Она разрезала отбивную на маленькие кусочки и теперь отправляла их в рот один за другим. Кто этот рафинированный и вежливый Уоллингфорд? Это его истинная сущность? Или он просто отличный актер, обладающий безупречными манерами, оттачиваемыми годами? Знала ли она его, настоящего?

Ее размышления прервал чей-то шепот:

— Синьорина?

Абигайль повернулась на звук голоса.

— Да, Морини?

— После обеда. Мы должны увидеться после обеда. Это очень важно. Я придумала план на сегодняшний вечер, — сказала экономка.

— Конечно. А что за план? — с бесстрастным выражением на лице поинтересовалась Абигайль.

Синьора Морини приложила палец к губам и ушла.

— Прошу прощения, — обратился к Абигайль итальянец, сидевший рядом с ней. — Вы обращаетесь ко мне?

С отбивной было покончено. Абигайль взяла бокал с вином и улыбнулась своему соседу.

— Нет, — по-итальянски ответила она. — Но уж коль скоро мы с вами заговорили, расскажите, сэр, что-нибудь об этом замке. Чем больше я о нем узнаю, тем больше вопросов у меня возникает.

Глава 11

Цветущий персиковый сад переливался серебром в лунном свете, напоминая герцогу Уоллингфорду своим оттенком лондонский туман или шерсть невоспитанного французского пуделя его двоюродной бабки Джулии.

Впрочем, он никогда не был романтиком и всегда это честно признавал. И пришел он сюда вовсе не на романтическое свидание, хотя записка, лежащая в нагрудном кармане его жилета, недвусмысленно намекала именно на это. «В десять часов в персиковом саду», — говорилось в ней. А это могло означать что угодно, и прийти записка могла от кого угодно. Возможно даже, записку прислал Берк, потому что хотел обсудить что-то с глазу на глаз вдали от многочисленных слушателей, которыми был наводнен замок.

Что ж, хорошо. Даже если записку написал не Берк, у Уоллингфорда не было причин верить, что ее прислала мисс Харвуд. Во-первых, почерк явно принадлежал мужчине, а во-вторых…

Нет, ничего другого он не мог придумать. Не хотел думать ни о чем другом, потому что не мог не признаться себе в том, что каждой клеточкой своей зачерствевшей и неромантичной души он желает, чтобы Абигайль Харвуд, с посеребренной луной кожей, ждала его среди персиковых деревьев. Ведь он так хотел видеть ее после своего фиаско в мастерской Берка сегодня утром. Ему страстно хотелось глотнуть свежести, которую всегда несла с собой Абигайль. Хотелось быть таким, как Роланд или Берк. Или эти проклятые итальянские белки. Хотелось гулять с ней по винограднику, целовать ее у полуразобранного автомобиля. Когда он увидел Абигайль в столовой, восхищенно наблюдающую за освящением яиц, и ее каштановые волосы, прикрытые скромным платком, Уоллингфорд с трудом удержался от желания подхватить ее на руки и отнести наверх в свою комнату. А прикосновение к локтю Абигайль доставляло ему такое же наслаждение, как совсем недавно — выдержанное вино.

Конечно, подобные желания неосуществимы. Даже если Абигайль и ждала его сейчас в саду, то лишь для того, чтобы сыграть с ним какую-то злую шутку. А может, она вообще не собиралась с ним встречаться. Может, смотрела сейчас на него из окна своей комнаты и потешалась.

«Не думала, что победа в споре может доставить мне такое удовольствие», — вспомнились ее слова.

Уоллингфорд ощутил еле заметную боль в груди. Как будто свело какую-то мышцу.

Какой же он, наверное, глупец.

Все вокруг постепенно окутала темнота, ибо свет, льющийся из окон замка, погас в ночи. Уоллингфорд уже достиг луга и шел теперь по влажной траве быстро и решительно, ориентируясь по освещенным луной верхушкам персиковых деревьев впереди. Боль в груди заставила Уоллингфорда насторожиться. С каждым шагом он мысленно укладывал еще один кирпичик в стену, ограждающую источник боли. Он не станет надеяться на появление Абигайль. А если она все же появится, не позволит ей пробить в тщательно выстроенной стене брешь, как это у нее получилось в столовой. Он будет держаться решительно, стоять на своем и не поверит ни единому ее слову.

Деревья в саду были посажены ровными длинными рядами. Не успев подойти к первому из них, герцог уже ощутил наполнявший ночной воздух аромат. Густой и нежный, он манил к себе до тех пор, пока его не окружили еле слышный шорох листьев и ласкающие щеки шелковистые лепестки. Ну и где в этой потусторонней тишине спряталась Абигайль?

Уоллингфорд заставил себя остановиться. Кроны деревьев закрывали луну, и теперь герцог видел вокруг себя лишь тени.

— Я знаю, что вы здесь, — громко произнес он, заставив задрожать окружавшие его деревья. — Можете выходить из своего укрытия.