По мнению И. К. Лафатера: «Кто замечает, воспринимает, созерцает, ощущает, мыслит, говорит, действует, создает, сочиняет, выражает, творит, сравнивает, разделяет, соединяет, рассуждает, угадывает, передает, думает так, как будто все это ему диктует или внушает некий дух, невидимое существо высшего рода, тот обладает гением, если же он делает всё это так, как будто он сам существо высшего рода, то он есть гений. Отличительный признак гения и всех дел его есть появление; как небесное видение не приходит, а является, не уходит, а исчезает, так и творения и деяния гения. Не выученное, не заимствованное, неподражаемое, Божественное – есть гений, вдохновение есть гений, называется гением у всех народов, во все времена и будет называться, пока люди мыслят, чувствуют и говорят».
С этой точки зрения гениальность – особое состояние «обожения», возникающее в момент вдохновенного творчества. Гениальность приоткрывает высшее проявление человеческой личности – то, что у человека общее с Богом.
Свидетельствует С. Цвейг: «Ибо из множества неразрешимых тайн мира самой глубокой и сокровенной остается тайна творчества. Здесь природа не терпит подслушивания… даже поэт или композитор – тот, кто сам переживает процесс поэтического, музыкального творчества, – не сможет впоследствии разъяснить тайну своего вдохновения. Как только творение завершено, художник уже ничего не может сказать о его возникновении, о его росте и становлении; никогда или почти никогда он не сможет объяснить, как из его возвышенных чувств родилась та или иная волшебная строка или из отдельных звуков мелодии, которые потом звучат века (статья С. Цвейга «Смысл и красота рукописей»).
Потрясенность, экзальтация, инакомирность гения делают его во всех отношениях человеком не от мира сего. Поэтическая строка Георга Тракля «Душа – чужестранка на этой Земле» прекрасно передает эти отличительные качества гения – его отрешенность, заброшенность, инакомирие, чужеродность.
Кстати, сама психика гениальности радикально отличается от психики повседневности (заурядности) хотя бы трактовкой греха: что для эвримена – позор, то для гения – ступень к Богу. «Падения» гения несопоставимы с падениями эвримена, даже если они одинаковы:
«Только очень наивный человек будет считать критерием невинности и невиновности субъективное самоощущение. И напротив: критерием виновности – самообвинения и покаяния. В реальности всё бывает как раз наоборот: подавляющее большинство распутных и греховных людей искренне не ощущают себя таковыми. Они блестяще оправдывают себя. Психика большинства (то есть вполне заурядных) людей строится из системы непрерывных самообманов, бессознательная цель которых – во что бы то ни стало сохранить высокую личностную самооценку, самоуважение, чувство своей социальной значительности, значимости и полноценности. Жизнь показывает, что «грешными», «распутными», «недостойными», глубоко страдающими по поводу своих пороков и несовершенств самоощущают себя чаще всего именно чистые, по всем сравнительным меркам целомудренные и возвышенные натуры (вспомним Б. Паскаля, Л. Толстого, С. Киркегора, Ф. Достоевского)… Ни один тиран, ни один активный участник террора, ни один сексуальный маньяк и насильник не считал себя чудовищем или монстром».