Непризнанные гении

Сущность поэзии, устанавливаемая Гёльдерлином, исторична в высшей мере, ибо она предвосхищает некое историческое время. Но как историчная сущность она – единственно существенная сущность. Скудно время, и потому чрезмерно богат его поэт, – так богат, что часто хотел бы он ослабеть в воспоминаниях о бывшем и в ожидании будущего и только спать в этой кажущейся пустоте. Однако он прочно стоит в Ничто этой ночи. Так как поэт остается у себя самого в высочайшем отъединении, сконцентрированном на своем предназначении, он замещает свой народ и потому в самом деле добивается истины. Об этом возвещает седьмая строфа элегии «Хлеб и вино». В ней поэтически сказано то, что нами могло быть разобрано лишь мысленно.

Но друг! мы приходим слишком поздно. Правда, боги живут, —
Но над головой, там, наверху, в другом мире.
Там они бесконечно творят и, кажется, мало считаются с тем,
Живем ли мы, так сильно берегут нас небожители.
Ведь не всегда хрупкий сосуд может вместить их,
Лишь иногда переносит человек божественную полноту.
Жизнь поэтому – сон о них. Но заблуждение
Помогает, подобно дремоте, а нужда и ночь делают сильными,
Пока герои не подрастут достаточно в железной колыбели,
Пока сердца, как прежде, по силе не станут подобны небесным.
Затем они приходят, гремя. Однако мне часто кажется, что
Лучше спать, чем быть так – без друзей,
Так ждать, – и что при этом делать и говорить,
Я не знаю. И к чему поэты в скудные времена?
Но они, скажешь ты, подобны святым жрецам бога вина,
Которые в священной ночи идут из края в край.

Страдающий гений

Когда в мир является настоящий гений, вы легко его узнаете: все болваны в заговоре против него.

Д. Свифт

Первопроходца всегда можно узнать по стрелам в спине.

Б. Рубик

Проницательность – это рана, наиболее приближенная к солнцу.

Р. Шар

Гениальность – это нервная болезнь.

Моро де Тур

Что без страданий жизнь поэта?

М. Ю. Лермонтов

Люди мысли тонки и непрочны, как кружева

С. Киркегор

Увы, голос здравомыслия слишком часто издают страдальцы, которых современники принимают за сумасшедших или больных. Возводимая на гения клевета, примеры чего продолжает множить наше время, – дополнительное свидетельство святости многих из них. Вот почему «здоровым эпохам» особенно важно прислушиваться к своим «юродивым», дабы не «оносорожиться» – не последовать по пути, приведшему «век разума» к безумию огромных человеческих масс.

История культуры почти всегда – бесконечный мартиролог. Такова тенденция: чем выше духовный человек возвышается над толпой, тем лучшую мишень представляет. Новые истины всегда кажутся безумием для эврименов – тем большим, чем они значительнее. Олдос Хаксли называл это публичной воинственной пляской, а Антонен Арто чувствовал себя уютно лишь в обществе страдающих поэтов, а свое окружение считал заговорщиками, мешающими ему стать избранным. Вот почему тот, кто говорит: творец, говорит: жертва. Не случайно китайская пословица гласит: «Высокие башни измеряются длиною отбрасываемой ими тени, великие люди – количеством завистников».

Они, что нам огонь небес дают,
Они и боль священную нам дарят…