Непризнанные гении

Ромен Роллан: «Чем больше вникаешь в жизнь великих творцов, тем больше поражаешься изобилию несчастий, переполняющих их существование. Они не только подвергались обычным испытаниям и разочарованиям, которые особенно сильно задевали их повышенную чувствительность, но и самая гениальность их, опережавшая современность на двадцать, пятьдесят, а иногда и на несколько сот лет и потому создававшая вокруг них пустоту, обрекала их на отчаянные усилия, так что они едва могли жить, а не то что победить. Значит, и герои человечества, на которых с благоговением обращены взоры потомков, – и эти вечные утешители всех одиноких были «pauvres vaincus, les vainqueurs du monde» – «победители мира, несчастные побежденные»».

Свидетельствует Н. Бердяев: «Гениальность есть “мир иной” в человеке, нездешняя природа человека. Гений обладает человеком как демон. Гениальность и есть раскрытие творческой природы человека, его творческого назначения. И судьба гениальности… всегда жертвенна и трагична… Поэтому гениальная жизнь есть жертвенный подвиг. Гениальная жизнь знает минуты экстатического блаженства, но не знает покоя и счастья, всегда находится в трагическом разладе с окружающим миром».

Трагическая банальность культуры: раз гений – страдай. Несчастнейший, пишет о себе Датский Сократ. Всё: их судьбы, их безумие, их нищета, их одиночество, их самоубийства, их преследования, их казни, сожжение их книг, их исповеди-стоны – всё свидетельствует, что это правда. Даже статистика – на многих Свифтов и Шуманов – один Гёте и один Штраус.

Страдания, великие испытания: привилегия высших натур: чем божественнее натура, тем больше несчастий испытывает она.

Триумфальное шествие гениальности начинается из бездны мрака: гений рождается в убожестве, живет в боли и страхе и умирает в нищете. Жизнь не просто не балует – она с дьявольским ожесточением и упорством преследует его. Так и кажется: трагедия, великие испытания, внешние и внутренние препятствия – непременные условия реализации великого духа. И. В. Гёте так и говорил: «Мастер познается в самоограничении», а Л. Н. Толстой уточнял: «Призвание можно распознать и доказать только жертвой, которую приносит ученый или художник своему покою и благосостоянию».

Самые значительные, самые глубокие, самые возвышенные призывы доносились к человечеству из далекого изгнания или глубокой бездны: творцы великих религий – Моисей, Христос, Магомет, Будда – все они должны были сперва удалиться в безмолвие пустыни, в одиночество, прежде чем возвестить решающее слово. Слепота Мильтона, глухота Бетховена, каторга Достоевского, тюрьма Сервантеса, заключение Лютера в Вартбургском замке, изгнание Данте, добровольная ссылка Ницше в ледяных зонах Энгадина, множество иных подобных примеров – всё это необходимые условия гениальности, предъявленные вопреки бдительной воле человека.

Даже законодательные установления направлены против человека, обладающего духовным или мистическим превосходством. Ни один закон не вознаграждает за сверхчеловеческие способности. Скорее наоборот – требует с них налога. Бесчисленные правила и законы неизменно направлены против наиболее одаренных, – пишет Э. Майр. Даже принцип равенства возможностей в приложении к возможностям неравным означает дискриминацию. Но в несправедливом обществе, где сила и алчность извечно торжествуют над духовностью и бескорыстием, любой иной принцип таит в себе еще большую угрозу.

Почему тяжела жизнь гения? Только ли оттого, что плох мир? А может, секрет в том, что всесильный эвримен – всесильный всегда, в самые аристократические эпохи – брал верх над гением: своей тупой силой, своим числом и своей непроницаемостью. Но, если так, почему эвримен всегда уходил, гений же оставался? Потому, что новому эвримену не страшны прах и тени, у него есть свой, новый, живой враг…

Пренебрежение к таланту питается извечной неприязнью массы и силы к личности и духу. Когда речь идет об «охране таланта», трудности связаны не с оценкой одаренности, а с нежеланием оценивать.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Бах писал музыку для нескольких церквей, но когда он умер, на могиле не поставили даже жалкого надгробия… Потомкам пришлось разрыть несколько десятков могил для того, чтобы идентифицировать останки одного из самых великих музыкантов человечества. Жалкие фигляры…

Весь мой жизненный опыт говорит о том, что одно из общественных преступлений, характеризующих качество социума, – это небрежение к гению: та легкость, с которой масса губит лучших людей, – преследует, ломает, предает забвению, укладывает в свои рамки, изгоняет, уничтожает…