Непрочитанные письма

Место и в самом деле было красиво, красота его не била в глаза, а медленно входила в душу. Мы неторопливо развели костерок, устроились рядом — Годжа, Толян, я — говорили вполголоса, вспоминали подробности когдатошнего харасавэйского лета — я-то никогда его не забуду, а для них оно — одно из многих, прошедших чередой, однако и в их сердцах то лето как-то отложилось. Мы смотрели в изменчивый огонь, говорили или молчали, я думал о сыне, о том, как трудно сложился для него первый год самостоятельного бытия, и о том, что ведь это же я, своими руками вытолкнул его за порог дома, теперь тревожусь за него, корю себя и снова тревожусь и снова корю и повторяю слова, которыми заканчивается книга «Человеческие качества»: «Главное в каждом из нас и в нашей жизни — это узы любви; ведь только благодаря им наша жизнь перестает быть кратким эпизодом и обретает смысл как часть вечного». И опять я думал о друзьях, с которыми свел меня Север, о тех, с кем удалось повидаться, и о тех, кого уже не встречал давно, и вот об этих, с кем сижу сейчас рядом у догорающего костерка, — как хорошо, что вы есть, и как знобяще жалко, что я не умею сказать о вас так, как того вы стоите, и единственным утешением служит мне фраза Старого Капитана — еще в начале века он посвятил ее вам, таким, как вы: «Когда разлетится вдребезги последний акведук, когда рухнет на землю последний самолет и последняя былинка исчезнет с умирающей земли, все же и тогда человек, неукротимый благодаря выучке по сопротивлению несчастьям и боли, устремит неукротимый свет своих глаз к зареву меркнущего солнца...» Конечно время, предельно пространство, исчерпаемы земные недра — неисчерпаема лишь сила духа таких, как эти люди, — всегда я любил их и буду любить, пока живу. Костер уже догорел, угли обесцветились, рассыпались в прах, но легкая эта пелена еще сохраняла жар, но то было уходящее тепло воспоминаний. Как далеко они ушли, белые ночи Самотлора и Харасавэя, и мы ушли далеко, и по-прежнему далека дорога, но тем круче она, чем больше мы забываем прошедшие времена... «Вы, наверное, знаете, — сказал мне когда-то, кажется теперь — уже давно, Коля Филимонов, — поселок всегда назывался Нях. Ханты мне говорили: это название речки, она рядом, и имя ее в переводе означает «смех»...» Затаилась речушка, потеряв, позабыв свое имя, умолк, замер, застыл под обманчиво легкой пленкой радужных нефтяных разводьев переливчатый смех, отлетела чья-то душа, растаяла, растворилась в этом ли воздухе? в иных ли пределах? слепой инстинкт самосохранения, трогательно защищающий суетный непокой, не дает задуматься над тем, что атомы времени сгорают с каждым вздохом, и вместе с ними обугливаются прожитые мгновения, превращаясь в летучий прах, добавляя невесомой пыльцы в откочевывающие все дальше и дальше песчаные сыпучие холмы прошлого, но всегда ли нам хватает терпения узнать, что же значила отвергнутая мимоходом крупица познания, для которой не нашлось сиюминутного применения, — мы способны понять, что всегда — это сейчас, но догадываемся ли мы, что сейчас — это и то, что уже прошло и что еще не наступило? что лелеемый непокой согревает самолюбие, но чужие души не греет? и, зачарованные скоростью, часто ли замечаем — мы летим вперед или мимо нас несется рирпроекция остывшего времени?..

— Ну что — пора? — спросил Годжа, поднимаясь с корточек и разминая затекшие ноги. Он подбросил ключи, поймал их, сказал: — Пойду, прогрею мотор.

— Пора, — отозвался Толян.

Пора, мой друг, пора...

ЧЕСТНОСТЬ, ЧЕСТЬ, ОТЕЧЕСТВО

Когда вскрывается Обь и вслед за тяжелым ледоходом распластывается на полкрая; когда стремительная и безучастная к окружающей жизни вода несет на себе сорванные с причалов катера и бударки, балки и уборные, строительный брус и горбыль; когда с залитых всклянь пойменных берегов сползают на дно бетонные панели, буровые трубы, мешки с тампонажной глиной и цементом, нерадиво и наспех сваленные минувшей осенью; когда с высоких яров у прижимов рушатся безвозвратно хантыйские капища и почернелые кресты печальных погостов... — с неудержимой мощью плывет полая Обь, вскидываясь яростными волнами под встречными ударами северного ветра.

С этой ошеломляющей взгляд картиной более всего, пожалуй, сравнимо развитие Западно-Сибирского нефтегазового комплекса: тот же неудержимый замах, та же неукротимая мощь, та же безучастность к проблемам и судьбам людей, плывущих в общем слитном потоке, питающем державу, ее ближние и дальние окрестности.