Итог работы здесь не есть случайная удача, счастливое стечение благоприятных обстоятельств, а убедительное доказательство простой и все-таки трудной истины: успех приходит тогда, когда идея обеспечена материальными ресурсами и организационными мерами.
Читаю дальше.
«Вместе с тем состояние дел в главной для нас отрасли далеко от благополучного... Главным средством, обеспечивающим рациональную разработку месторождений и выполнение заданий по добыче нефти, является фонд скважин. Сегодня на промыслах округа бездействует каждая седьмая скважина. Слабо, практически в одну смену, ведется подземный ремонт скважин. Медленно осуществляется перевод скважин на механизированные способы добычи. С опозданием возводятся газлифтные компрессорные станции... Отстает обустройство, особенно на новых месторождениях, где уровни были значительно ниже планируемых...»
Да на всех месторождениях не поспевает, подумал я. Без исключения. Даже на тех, что сейчас еще держатся, числятся в первых строках, — и какого напряжения сил им это стоит, не расскажет никто: не измерить его ни вольтами, ни амперами, ни тоннами, ни рублями, не выразить словами. Кое о чем могли бы поведать электрокардиограммы, хранящиеся в архивах различных больничек Севера, но и они не дадут полной картины. Не так ли, Виктор Васильевич? И сроки освоения, давние или начальные, особого значения не имеют. Более того: с каждым годом разрыв между необходимым обустройством и фактическим, как правило, нарастает. Варь-Еган осваивается десять лет, его вклад в нефтехранилище страны достаточно авторитетен (вся страна перед войной добывала чуть поболее, чем одно здешнее НГДУ), — но какой ценой? Промышленное обустройство отстало на несколько лет; город Радужный, который должен был стать базой освоения группы месторождений севернее Самотлора, не существует пока вообще.
Быть может, Варь-Егану особенно не везло?
Долгие годы Варь-Еган был в тени прославленного Самотлора; возможно, и это обстоятельство (я имею в виду несопоставимость цифр, обозначавших добычу на Варь-Егане и Самотлоре) невольно лишало новое месторождение повсечасного внимания, планомерной, плодотворной заботы. Но не только оно: для объединения «Нижневартовскнефтегаз», где и без того уже наступил «предел компетентности» (по выражению Сивака), Варь-Еган, отдаленный от Нижневартовска трехзначным километражем, сразу стал обузой; обустройство его столь привычно откладывалось на «потом», что, когда «потом» неожиданно наступило, когда возросли в цене варьеганские тонны нефти, оказалось, что много здесь только лишь предстоит сделать...
Было уже об этом? Да, было. Все повторяется, переменчива лишь география, но суть проблемы неизменна. За последние пятнадцать лет мне случилось видеть различные нефтяные и газовые месторождения страны на разных этапах освоения — Мангышлак, Уренгой, Самотлор, Аган, Варь-Еган, Харасавэй, Усинск, Вуктыл, Нягань... Поражал не только героизм, людей, не только размах работ, — поражала воображение повторяемость ошибок, главная из которых была окрещена в Усинске довольно смелым лексическим сочетанием — «отставание опережающего обустройства». Кругами мы движемся, кругами, но это не круги, образуемые брошенным в воду камнем, — те хотя бы распространяются вширь, все же дают некий незнаемый, не измеряемый нами эффект. А мы движемся кругами по затертой звуковой дорожке старой пластинки. На школьных вечерах нас, великовозрастных балбесов, приводила в смятенное неистовство одна пластинка — повторение случайного обрывка непритязательной строчки вызывало шокирующий результат: «А волны и стонут и плачут, и бьются о борт... о борт... о борт — джик! — корабля...» Надо было легонько подтолкнуть звукосниматель, чтобы несчастный корабль продолжил свое движение.
По старой дорожке, закрученной в спираль.
Плохо используется фонд скважин... Слабо ведется подземный ремонт... Медленно переводят скважины на механизированную добычу... С опозданием внедряется газлифт...