Из тех статей Филимонова в «Тюменской правде» уже я знал, что Коля Новиков, Новиков Николай Константинович, ворвавшийся в сюжет моего предыдущего повествования на самых последних страницах и успевший изложить хотя бы в общих чертах программу своей деятельности в качестве главного технолога объединения «Красноленинскнефтегаз», отдал осуществлению программы немногим поменее года и вернулся в науку — ушел в Гомельский отдел ВНИИБТ. Больше я с ним не встречался и не могу судить, что было причиной странной излучины его судьбы. Знаю только, что Теткин, ставший главным технологом после Новикова, не мог пожаловаться, что опоздал, что поспел только к шапочному разбору, — еще и увертюру не сыграли, еще всего лишь инструменты настраивали, и в дебрях геологии Красноленинского свода, а следовательно, в технологии бурения на здешних месторождениях было куда темнее, чем в оркестровой яме. Макарцева, помнится, в бытность его начальником ЦИТС, викуловская свита изводила, теперь фроловская гадит, есть еще талицкая, да и баженовская не подарок. Никогда не было здесь легко, каждый метр и каждая тонна оплачена муками ума, напряжением мускулов, надсадой сердца, это сейчас нам дана снисходительная услада воспоминаний о «золотой поре», о солнечной Элладе нефтяных небожителей, но я помню земное, хриплое, прерывистое дыхание разбуженного Самотлора, отчаянный порыв разведчиков Уренгоя, никогда не забуду первые, будничные метры Харасавэя, — каждый шаг был первым, каждый шаг был трудным, «другие по живому следу пройдут твой путь за пядью пядь», однако теперь стало еще труднее, еще мучительнее, еще драматичнее, и все же, как ни горько это осознавать, в те уже растаявшие за романтической дымкой года был нажит не только опыт, но и взлелеяны ростки самоуверенного полузнания: как бы ни был тяжел путь, но, если ведет он от победы к победе, к этому привыкаешь, привыкаешь и веровать в то, что ты и в самом деле всесилен, всезнающ и всемогущ, — кто же в час торжества станет тратить себя на сомнения, мучавшие поэта: «...но пораженья от победы ты сам не должен отличать...» Наверное, Кольская сверхглубокая потому-то еще так впечатляет, что от нее изначально ждали незнаемого, неожиданной вести, переворачивающих привычные представления открытий, — там мы оказались готовы признать свои несовершенства, смиренно сели за школьные парты, как бы ни тяготило нас бремя ученичества... И все же роль ученика удается нам реже и реже. «Как в зыбучих песках, увязает человек в своих возможностях и достижениях, — проницательно заметил наш современник, — и чем больше силы он применяет, тем больше в ней нуждается. Он начал утрачивать чувство реальности и способность оценивать свою роль и место в мире, а вместе с тем и те фундаментальные устои, которые на протяжении всех предшествующих веков с таким усердием воздвигали его предки, стремясь сохранить человеческую систему и наладить взаимосвязь с экосистемой...» Подобно себялюбивым детям, которым постылы обязательства перед стареющими родителями, ведем мы себя с природой — хватает внешнего лоска, чтобы рассуждать о долге перед нею, но нет отрешенной от своих выгод, самозабвенной заботы о ней. Могло бы показаться, что вселенские печали экосистемы слишком далеки от повседневных бед, которыми живут буровики, оказавшиеся в «гнилом углу» Красноленинского свода, только все давно стало близко — да вон, совсем рядом с лежневкой, разверста зияющая рана, копошится в ней оранжевый экскаватор «Като», рыжеют изломанные, зазубренные ребра растерзанного металла, и то ли отлетевший вздох, то ли угасающий дым подрагивает в стигийском холоде февральского пейзажа, над которым застыли слабые отголоски обыденной производственной драмы, — и нет больше времени для охранительных иллюзий, будто зовут не нас...
— Промысловики рванули скважину, — сказал Теткин, заметив, что я все еще продолжаю оглядываться на оставшийся позади дымный карьер.
— Зачем?
— Не зачем, а почему?
— Хорошо. Почему?
— Вели сварочные работы на устье, а газ возьми да шарахни.
— Газ?
— Ну да. Надо было осмотреться как следует, а они... В общем, теперь на нас баллон катят: дескать, цементаж был проведен плохо, не продавили толком, цемент до устья не дошел, а там газовая шапка образовалась.
— А-а...