Непрочитанные письма

Домовито шумел самовар, тонкий аромат источала только что распечатанная пачка «Finest Indian Tea», перламутровое сияние смутно вставало над горкой карамелек — такая идиллия. А яростный спор шел о чем? — о параметрах глинистого раствора... Вообще-то, подумал я, нужда научила буровиков Красноленинского свода относиться к растворам посерьезнее, чем где бы то ни было в Западной Сибири. Даже Тычинин это признал. Правда, не преминул разбавить свое признание занятной побасенкой: «Приехала на одну из буровых наука. Все про это знают — сидят у себя на рации, слушают, любую новость ловят. Услышали про метас. Говорят, помогает. А ну, давай и мы попробуем? Давай. Достали реагент. Как достали — история особая. Но — достали. А технологию не знают! Надо двадцать кэгэ, а они сыпят двести, по методу «генеральской заварки». Ну и снова влетают в осложнение...» Заместитель генерального директора объединения по бурению Александр Павлович Тычинин появился в Нягани относительно недавно («Ехать сюда я не хотел. Пришлось»), однако отношение к сложившейся здесь ситуации у него твердое, крутое, несентиментальное: «Девяносто процентов осложнений связаны с грубейшими нарушениями технологии бурения! Исполнительская дисциплина отвратительная! Я просто не могу слышать, когда здешние неудачи начинают объяснять трудностями геологического порядка! Я всю сознательную жизнь связан с Западной Сибирью, с технологией бурения и никогда не соглашусь, что якобы существуют места, где бурить нельзя, где бурить невозможно. Это легенда!» — «А как же быть с зонами повышенной обвальности? — спросил я. — С «гнилыми углами»?» Он посмотрел на меня удивленно: «Есть тут, конечно, нечто невразумительное с точки зрения технологии. Только зачем это вам? Это же специальный вопрос...» — «Да так только кажется, что вопрос специальный. Что одной лишь технологии дело касается... От верно или неверно выбранной технологии, от удачной или неудачной проходки зависит, как сложатся отношения людей в бригаде, как сложится отношение бригады к работе, к этому месту вообще...» — «A-а... Здесь первое время властвовал «летный вариант». Это же обстановка полной анархии! Варились в собственном соку! Черт знает что творили! Скважина не терпит простоев — а они не могут принять оперативного решения. Они не могут даже свое запоздалое решение реализовать — нет базы. До сих пор более или менее приличная база имеется только в УБР-один, остальные управления все еще становятся на ноги. Мы привыкли к тому, что везде в Западной Сибири структуры простые, что над скважиной можно было, извините, поизмываться всласть — и другим стволом зарезаться, и то, и се: кривая вывезет! Здесь такое не пройдет. Здесь над скважиной издеваться нельзя!» — «Значит, все-таки геология...» — «Разрез серьезный, влияние геологических особенностей отрицать нельзя, но...» — «Но вы не считаете их фатальными?» — «Да! Сложные скважины бурят в разных районах страны. Разве скважина на Кольском полуострове проще?» — «Но на нее брошены...» — «Да никакая наука и техника не помогут, если не соблюдена технологическая дисциплина!» — «Кто же с этим спорит... Но если даже дотошное соблюдение геолого-технического наряда не дает гарантий? Если ГТН... э-э... приблизителен?» — «Мне говорят, что я недолго здесь продержусь, не веря в геологическую фатальность, — устало произнес Тычинин; был он сильно простужен, глаза красноватые, нос набух, говорил хрипло, натужно, как бы превозмогая слабость, хворь, но нити разговора не терял, держал ее цепко. — Конечно, коллекторские свойства изучены слабо. Продуктивный пласт сложен из песчаников и глин. Картина запутанная. То нагнетательная скважина не принимает, то эксплуатационная вдруг начинает обводняться — да так стремительно, что это уже не коллектор, а просто труба... Я поначалу два месяца с этим разбирался, шашку доставать сразу не стал. Потом мы разработали «Временный технологический регламент» на проводку скважины, его и стараемся придерживаться...» — «Почему временный?» — спросил я. «Постоянный нам наука обещает аж с 83-го года! Пришлось самим кумекать... Работаем с растворами. Серьезно работаем. У нас четыре ступени очистки — больше трех нигде не встречается... Что еще? Думаю, что придется ставить мосты. Ясно же, что валит низ — между фроловской и баженовской свитами интервал тридцать — сорок метров. В этом интервале и надо ставить мост, не дожидаясь осложнений... Но на какой основе? Цемент не пойдет — вступит в реакцию с раствором. Смола? Не знаю. Не знаем. Поклонились в ножки науке — ищите. Помогите. Ищут. Может, найдут. Когда-нибудь. Или мы найдем сами...» Потом он спросил: «Вы когда улетаете?» Я ответил. «Если завтра не разболеюсь — поехали на Талинку вместе?» — неожиданно предложил он. «Конечно!» — обрадовался я. Однако завтра он разболелся. И я пошел к Макарцеву. Встретил там Теткина...

— Учиться надо, Валера, — сказал Теткин Медведеву. — Всегда учиться. Ты наловчился кривизну набирать — и считаешь, будто все постиг в бурении. А растворы? Вот она где, школа!