Однако это и в самом деле крайность, подумал я. Всегда-то меня буровики тем и привлекали, что неистребимы в них тяга к самостоятельности решений, способность взять груз ответственности на себя, умение найти выход из безнадежной ситуации... Стоп. Здесь что-то не так. Чего-то не хватает — ну да, это же фрагмент, деталь картины, где видны и фактура холста, и кракелюры, и безумный глаз вздыбившейся лошади, и бугры мышц обнаженной руки, и вздувшиеся синеватые вены — но чья это рука? куда скачет лошадь? под седлом она или запряжена в коляску? — может быть, здесь нет тех, кто завел в тупик, кто свою долю ответственности беззастенчиво свалил на чужие плечи, кто принять свое решение не сумел или побоялся? Возможно. Скорее всего. Но в это объяснение не полно. Еще одна попытка. Разбег, толчок... Стоит ли напрягать всю энергию мозга, чтобы извлечь корень квадратный из 4? 9? 16? 25? 36? Всегда ли надо похищать огонь у богов, когда надобно разогреть чайник? Здесь в без того трудно, здесь надо беречь умственный, духовный, физический потенциал людей, не распылять их силы на то, что обязаны были сделать другие, сделать для них. Нормальное жилье. Нормальный быт. Нормальная технология. Грамотное техническое обеспечение.
— Иголкин, — вспомнил я, — тот вообще замечательно выразился. Нужна, говорит, дураконепробиваемая технология. На всякий случай. Ну, это он фантазировал, конечно. Он весь комплекс бурения усовершенствовал. Мысленно, разумеется. Буровой станок, режим насосов, растворы... Дескать, на «вира-майна» хочешь разогнать концы с ветерком, а тебя — бац! — магнитный тормоз держит: метр в секунду — и не больше. Или насос врубил от души, пласт порвать можешь — и не можешь: автомат включился, необходимый реагент добавил...
«А что, — смеясь, говорил мне Иголкин. — Я в Куйбышеве на заводе долот был, гляжу — на конвейере баба сидит, шпильки в шарошки вставляет, в зеленое отверстие — зеленая шпилька, в красное — красная. Легко входит! Но ты попробуй красную шпильку в зеленую дырку вдуть — хоть кувалдой бей, ничего не выйдет...»
— Скучно, — вздохнул Теткин.
— Ага. Привыкли мы к веселью. Где, кстати, 122-й куст?
— Проехали уже.
— Жалко. Хотел я поглядеть, где это Макарцев почти что год веселился.
— Иголкину тоже досталось.
— Слышал.