Читаем Непрочитанные страницы полностью

Конечно, у Ван-Гога не было ни гроша, чтобы расплатиться с доктором. Да, собственно, тот и не ждал от него гонорара. Но когда Ван-Гог заявил, что хочет в благодарность написать его портрет, доктор не возражал. Рей верил, что кропотливая работа кистью и красками отвлечет больного от гнетущих дум и будет способствовать выздоровлению.

Через некоторое время портрет был готов, и Ван-Гог торжественно преподнес его доктору.

Надо сказать, что доктор Рей считал Ван-Гога совершенно бездарным художником. И если он все же согласился взять портрет, то только потому, что не хотел обидеть пациента.

Доктор унес портрет домой и решил прикрыть им какую-то дыру в обоях.

Портрет висел долго, никто не обращал на него никакого внимания, как вдруг, в один прекрасный день, к врачу явился какой-то любитель живописи и, увидев портрет, предложил за него хозяину двадцать пять франков.

Сделка состоялась, и вскоре доктор совершенно забыл о портрете.

Прошли годы.

Однажды доктор Рей получил письмо из Москвы. В письме был запрос: действительно ли он, доктор Рей, изображен на портрете Ван-Гога, репродукция с которого прилагается?..

Рассказывая мне эту историю, Феликс Рей вдруг замолчал, потом печально вздохнул и недоуменно развел руками:

«Ну, скажите, мистер Стоун,— говорил Рей,— скажите, мог ли я знать, что мое имя останется в истории только потому, что мой больной написал с меня портрет, которым я прикрывал дыру в обоях?!»

...Портрет доктора Рея кисти Ван-Гога можно увидеть на первом этаже Музея изобразительных искусств имени Пушкина.


ЧЕРНОЛИКИЙ ДРУГ


Один из наших театральных деятелей, недавно побывавший в Америке в составе группы советских туристов, сказал мне: — Вот вы собираете всякие любопытные истории из жизни писателей... Я расскажу вам занятный эпизод, свидетелем которого мне пришлось быть... Возможно, вы используете его при случае...

История, услышанная мною, и впрямь оказалась удивительной.


В Чикаго, в доме председателя местного Общества американо-советской дружбы Манделя Тэйн, на встречу с гостями из СССР собралось много народа — артистов, писателей, рабочих, художников, представителей делового мира. Сквозь тесную толпу приглашенных неожиданно пробился высокий молодой негр.

— Где тут Лев Кассиль? Правда, что он приехал? — еще издали спрашивал он, расталкивая гостей и откидывая длинные вьющиеся волосы.

Негр говорил по-русски совершенно свободно, удивительно чисто, без малейшего акцента.

— Кто из вас Лев Кассиль? — продолжал он.— Как же это мне раньше не сказали, что он входит в вашу группу? Я чуть было уже не уехал... Я ведь с линии прибыл сюда...

И он помахал рукой, на пальце которой вертелась цепочка с ключом от автомобиля.

Кассиль назвал себя.

— Вы? — обрадованно и вместе с тем недоверчиво воскликнул негр. Он с полудетским радостным изумлением оглядывал писателя с ног до головы.— Нет, честное слово? Вот это здорово... Вот где я вас повидал — в Чикаго! Я ведь на ваших книгах, можно сказать, воспитывался...

— Как?.. Каким образом?..— спросил удивленный писатель.

— Да я семнадцать лет жил в СССР. Отец у меня там работал. И я, как научился читать по-русски, так и взялся за ваши книги, А теперь я — шофер такси. И, честное слово, часто вас вспоминаю. Но никогда не думал, что увижу,— говорил он, продолжая все еще с любопытством рассматривать Кассиля.— Вы для меня — мое советское детство и, между нами говоря, немножко еще и мечта о моем американском будущем. То есть не только о моем, но и о нашем... Понятно?..

Собеседник писателя замолчал, но вдруг, взглянув на часы, виновато улыбнулся:

— Ну, ай бэг ё пардон, извините... Мне надо в машину... Я сегодня еще почти ничего не заработал...

И через минуту под окном заурчал мотор.

...Все это произошло так внезапно и стремительно — и появление негра, и беседа с ним, и его поспешный уход,— что Кассиль смог осознать случившееся уже поздно вечером, когда приехал в отель. И тут-то он спохватился, что в волнении и спешке не записал ни имени, ни адреса своего заокеанского питомца-читателя. Но, может быть, он прочтет эти строки и откликнется, этот чикагский шофер, черноликий друг советского писателя?!..


ОШИБКА БРЮСОВА


Сергей Петрович Бородин, подарив мне с дружеской надписью свой роман «Звезды над Самаркандом», сказал, как всегда, с оттенком легкой иронии:

— Если в вашей «копилке литературных курьезов» есть еще место — могу сообщить любопытный случай. О нем я почему-то вспомнил сейчас, когда надписывал вам роман.

Разумеется, я тотчас же извлек блокнот и услышал следующую историю, и комичную и поучительную одновременно.

— Почти невозможно предвидеть, как сложится творческая судьба того или иного художника, трудно угадать, как, когда и на каком пути раскроется его дарование. В этом вопросе порой ошибаются даже признанные литературные авторитеты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза