— Голубчик вы мой,— воскликнул Вересаев,— что же вы мне раньше не сказали?.. Раздевайтесь, пожалуйста, заходите, гостем будете!..
Так Булгаков познакомился с Вересаевым.
Прошло несколько лет. Булгаков стал известным драматургом. На сценах московских театров — Художественного, Камерного и Театра имени Вахтангова — с большим успехом шли его пьесы: «Дни Турбиных», «Багровый остров», «Зойкина квартира».
И вдруг одна за другой были сняты с репертуара все пьесы, прекратились репетиции новых. Чуть ли не ежедневно некоторые ретивые критики травили Булгакова, обвиняя его во всех смертных грехах.
Для драматурга наступили черные дни: его не печатали, он нигде не мог найти работу, о постановке пьес не могло быть и речи.
Булгаков стойко, с фанатической верой в свою правоту и в свои силы переносил это тяжелое время. Все, что можно было продать, он продал, жить дальше было не на что.
Как-то открывается дверь — входит Вересаев.
— Я знаю, Михаил Афанасьевич, что вам сейчас трудно,— сказал Вересаев своим глухим голосом, вынимая из портфеля завернутый в газету сверток.— Вот возьмите... Здесь пять тысяч... Отдадите, когда разбогатеете...
И ушел, даже не выслушав слов благодарности.
Однажды Булгаков пришел домой радостно-возбужденный.
— Новая пьеса... — еще на пороге загадочно шепнул он жене.— Есть новая пьеса...
В тот момент он больше ничего не сказал.
А вечером раскрыл секрет:
— Понимаешь, — говорил Михаил Афанасьевич,— это будет пьеса о Пушкине. Но без Пушкина. Его зрители не увидят. И знаешь,— заключил он, — я надумал пригласить в соавторы Вересаева.
— Зачем?.. Зачем тебе соавтор?..
— Надо,— твердо ответил Булгаков.— Ведь в самое трудное время он помог нам.
И через минуту:
— Собирайся, поедем...
— Куда?
— К Вересаеву.
Спустя полчаса Булгаков с женой были уже у Вересаева.
— Вот дело какое, Викентий Викентьевич,— смущенно заговорил Булгаков.— Задумал я пьесу о Пушкине.
— О Пушкине? — переспросил Вересаев.— Очень хорошо... Очень...
— Да, Викентий Викентьевич, но Пушкина в пьесе не будет.
— Как не будет?.. Это очень плохо...
И Булгаков, увлекаясь, начал говорить о своей будущей работе. По тому, как оживленно и красочно рассказывал Булгаков, по тому, как он передавал содержание одной картины за другой, можно было понять: пьеса окончательно, в мельчайших деталях сложилась в его мозгу, он видел пьесу на сцене, чувствовал и слышал ее героев.
Закончив рассказ, Булгаков сказал:
— Вот и все, Викентий Викентьевич... А теперь еще одно дело: хочу пригласить вас в соавторы... У вас богатейший материал... Вы написали книгу о Пушкине... Пусть будет так: ваш материал — моя драматургия...
Вересаев, внимательно слушавший своего собеседника и ни разу не прервавший его, при этих последних словах вскочил, заволновался, забегал по комнате:
— Нет, нет и нет!.. Ни в коем случае!..— восклицал он.— Вы такой талантливый драматург!.. Не нужен вам соавтор... К тому же я вижу, что пьесу вы задумали не так, тему разрешаете неправильно... Где же, позвольте вас спросить, дуэль?
Булгаков внешне спокойно слушал тираду Вересаева. Когда Викентий Викентьевич несколько успокоился и страсти, казалось, улеглись, Булгаков вновь принялся убеждать Вересаева согласиться.
— Поймите,— говорил Булгаков,— будут две фамилии... По алфавиту... Моя и ваша... Все пополам...
Вересаев был взволнован и озадачен. Несколько минут он сидел неподвижно, погруженный в раздумье. Неожиданно он быстро встал, подошел к Булгакову, порывисто обнял его и поцеловал.
Два месяца с утра и до вечера Булгаков работал над пьесой. Он писал со страстной увлеченностью, забыв обо всем на свете. Каждую законченную картину он читал Вересаеву. Но всякий раз работа Булгакова вызывала у Вересаева сомнения, возражения. Разгорались ожесточенные споры, которые иногда длились несколько часов.
Когда пьеса наконец была написана и с Театром имени Вахтангова достигнута договоренность о читке, Булгаков неожиданно получил пакет от Вересаева. Михаил Афанасьевич вскрыл пакет: пьеса о Пушкине.
— Какой золотой старик! — с восхищением воскликнул Булгаков.— Не удержался все-таки, написал пьесу!..
Оказалось, что Вересаев, никогда не выступавший в драматургии и плохо знавший законы сцены, написал слабую, плохую пьесу. Михаил Афанасьевич так и отозвался о ней в телефонном разговоре с Вересаевым.
— Дайте ее в театр,— советовал Булгаков Вересаеву.— Если театр примет ее, я свою пьесу положу в письменный стол и, клянусь вам, не буду даже вспоминать о ней...
Вересаев не послушался Булгакова и пьесу театру не отдал.
Настал день читки.
Читал Булгаков свою пьесу мастерски, с необыкновенным подъемом. Едва он закончил чтение, артисты начали бурно и радостно аплодировать. Булгаков вытащил из первого ряда Вересаева и, как бы утверждая его моральное соавторство, чуть ли не силой заставил Викентия Викентьевича кланяться.
...После того как пьеса начала идти в театрах, Управление по охране авторских прав, согласно завещанию Булгакова, высылало Вересаеву половину авторского гонорара.
Высылало до последних дней жизни не только Викентия Викентьевича, но и его жены.