Непрочитанные страницы

— Ни разу,— честно признался новичок.— Не плавал даже пассажиром...

— Ничего,— сказал дрифмеистер.— Не утонешь. Пойдешь вожаковым...

— Вожаковым так вожаковым... А что это такое?

— В море увидишь.

Описанная выше сцена произошла спустя несколько месяцев после того, как редакция «Нового мира» опубликовала повесть Георгия Владимова «Большая руда».

К этому времени писатель задумал новую работу — повесть о рыбаках.

Но как писать, не испытав на себе то, что лишь услышано от знакомых моряков, увидено чужими глазами, проверено лишь чужим опытом? Ведь самые захватывающие рассказы «морских волков» не заменят собственных ощущений, без которых не была написана ни одна мало-мальски стоящая книга.

Конечно, автор нашумевшей повести мог получить командировку от любой редакции и явиться на корабль в роли «путешествующего литератора». Но эту роль писатель решительно отверг — болтаться на судне без дела, когда другие работают на совесть, «без дураков», значило, по его мнению, с самого начала воздвигнуть незримую стену вежливого отчуждения между собой и прототипами будущей повести.

Во всем Мурманске только два человека знали, что писатель Георгий Владимов и матрос II класса Георгий Волосевич — одно и то же лицо. Это были инструктор обкома партии и начальник отдела кадров сельдяного флота. И хотя они с нескрываемой иронией отнеслись к «затее» писателя, подчеркивая трудности морской жизни и уговаривая «не делать глупостей», Владимов стоял на своем:

— Товарищи, это для меня вопрос не дискуссионный. Я только прошу, чтобы никто на судне не знал, кто я... Даже капитан...

А рыбакам «Всадника», радушно принявшим новичка в свою среду, Владимов сказал:

— Сам я из шоферов... Работал на Курской магнитной аномалии... Возил руду...

Девяносто три дня маленький рыболовный траулер бороздил воды Северной Атлантики. Девяносто три дня от зари до зари рыбаки промышляли сельдь у исландских берегов, вблизи заснеженных норвежских скал и фьордов.

Не раз налетали жестокие штормы, и тогда ходуном ходила палуба, свирепый ветер обжигал лицо, снежные заряды слепили глаза, а ледяные волны, перекатываясь через борт, сбивали с ног людей, катали по палубе бочки с засоленной сельдью... Сколько шишек набивал себе молодой моряк, какие кровавые мозоли были у него на ладонях,— ведь он многого не знал и многого не умел! Но всегда, особенно в минуты опасности, он ощущал локоть своих новых друзей, их грубоватую, но сердечную заботу, чтобы «салага» не дай бог не покалечился и не убился.

Так изо дня в день в тяжелом труде постигал писатель премудрости нелегкой морской жизни.

А в свободные от вахт часы, в тесном, насквозь прокуренном кубрике, лежа на койке, он слушал истории — комичные и печальные, забавные и горькие. Иногда, задернув над койкой занавеску, он набрасывал картины, сцены, диалоги будущей повести. В эти минуты он больше всего боялся, чтобы его «кореши» не узнали, чем он занимается...

Перевыполнив план лова, «Всадник» пришвартовался к стенке Мурманского порта.

Георгий Волосевич сошел на берег, получил расчет, паспорт, трудовую книжку. Он вновь стал Владимовым. Он собирался в Москву. Он уже купил билет на поезд, отходивший вечером, и прогуливался с матросами по улицам Мурманска. Случайно он увидел в киоске «Союзпечати» свою повесть «Большая руда» — во время плавания она вышла отдельным изданием.

Владимов купил книжку и через знакомого моряка послал ее на СРТ-849 с такой надписью:

«Капитану доблестного «Всадника» Михаилу Николаевичу Черкунову от вожакового, у которого ни разу за весь рейс не подрезал[1] вожак».

Впоследствии писателю рассказывали, что капитан недоумевающе посмотрел на книгу, не спеша открыл ее, прочел надпись, и глаза у него сделались «квадратными».

— Вот так штука! — проговорил капитан.— А я его, помнится, раза два и матом крыл!.. Что он теперь про меня напишет!..

...Повесть скоро будет закончена. Все описанное в ней увидено автором, испытано на себе. А между тем зреют новые замыслы: хорошо бы, например, написать серию рассказов о москвичах, а для этого — поработать с полгода шофером такси...

Разумеется, инкогнито.

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

Академик Отто Юльевич Шмидт был назначен редактором журнала «Природа». Он позвонил доктору биологических наук профессору Ивану Антоновичу Ефремову, желая привлечь его к работе в журнале,— в то время Ефремов был уже известен и как писатель-фантаст.

Трубку взял Ефремов.

— Здравствуйте, Иван Антонович!.. Говорит Шмидт... Хочу пригласить вас сотрудничать в журнале «Природа». Не сможете ли приехать ко мне?.. Следовало бы обстоятельно побеседовать...

— А почему бы вам не приехать ко мне? — спросил Ефремов.— Или вы уж так вознеслись, что считаете зазорным навестить меня?..

— Могу, конечно... А вы не очень высоко живете?.. У меня сердце пошаливает... трудно подниматься...

— Что это вы так быстро потеряли резвость? — тем же шутливым тоном спросил Ефремов.— Впрочем, не беспокойтесь — лифт работает...

— Ну что ж, вот и отлично!.. А можно ли приехать, скажем, послезавтра, часов в семь вечера?