Непрочитанные страницы

— Всю жизнь,— с горечью проговорил Константин Эдуардович,— я нуждался... Иногда не было даже куска хлеба... Царские чиновники называли меня и «чудаком», и «калужским мечтателем» и отказывали во всем: в поддержке, в средствах, во внимании... Только Ленин, только большевики признали меня... Вот посмотрите,— сказал Циолковский после небольшой паузы, указывая на модели и станки,— ведь все это я сделал собственными руками на свои деньги... Но я знаю, что межпланетные полеты возможны и что в далекие миры первыми полетят русские люди...

Слова «я знаю» меня потрясли. Они были сказаны негромко, я бы сказал — буднично, но именно поэтому прозвучали так сильно и убедительно! Пусть читатель помнит, что это было в 1934 году, когда никто, кроме Циолковского, не посмел бы с такой уверенностью произнести эти слова.

Таким он и остался в моем сердце: очень старым, но устремленным в будущее, очень твердым, верящим в правоту своих идей, расчетов, планов, непоколебимым, как бывают непоколебимыми только гении, чей пытливый взгляд проникает в далекое будущее и позволяет людям идти вперед не в темноте, не ощупью, а по пути, освещенному их пылкой творческой мыслью.

Я вспомнил об этой давней встрече потому, что мысленно представил себе, как бы обрадовался старый ученый, доживи он до наших дней и будь он свидетелем беспримерного подвига советской науки, ибо в подвиге этом воплотились и победа идей Циолковского, и точность его предвидения, и торжество его мучительно-трудной жизни.

СЛУЧАЙ С «ВЛАДИМИРКОЙ»

Автор книги «Москва и москвичи», талантливый бытописатель старой Москвы Владимир Алексеевич Гиляровский не пропускал ни одной художественной выставки. На каждую полюбившуюся ему картину он откликался остроумным экспромтом-четверостишием, которое обычно записывал на полях каталогов.

Однажды Владимир Алексеевич изменил своему правилу.

На передвижной выставке Гиляровский увидел картину Левитана «Владимирка». Щуря глаз, в возбуждении крутя свой длинный ус, Владимир Алексеевич то отходил, то приближался к картине, то молча и сосредоточенно смотрел на нее, не двигаясь с места. Гиляровский написал прочувствованное стихотворение и посвятил его художнику. Это стихотворение, против всех выставочных правил, Владимир Алексеевич прикрепил кнопками к раме картины.

В стихотворении этом, ныне мало кому известном, были такие строки:

Меж чернеющих под паром,

Плугом поднятых полей,

Лентой тянется дорога,

Изумруда зеленей...

То «Владимирка»...

.....................

Вот сквозь пыль штыки сверкают.

Блещут ружья на плечах,

Дальше серые шеренги —

Все закованы в цепях.

......................

Несколько дней спустя к Гиляровскому пришел Левитан. Владимира Алексеевича не было дома, и художника встретила жена Гиляровского — Мария Ивановна.

— Гиляй сейчас придет,— сказала она.— Подождите, пожалуйста...

Вскоре в квартиру влетел шумный и, как всегда, возбужденный Гиляровский.

— Спасибо, Владимир Алексеевич, за стихотворение,— проговорил Левитан.

— А ты читал? — спросил Гиляровский.

— Конечно... Вы растрогали меня до слез...

Немного помолчав, Левитан, краснея и смущаясь, сказал:

— Я привез вам свою «Владимирку»... в подарок... она не куплена...

— Ты с ума сошел! — метнув на художника строгий взгляд, закричал Гиляровский.— Да разве такую вещь дарят?!.. Нет, решительно не могу принять твой подарок... Ведь ты за нее триста рублей получить можешь... Вези!.. Вези обратно!..

Обескураженный Левитан попросил Гиляровского оставить на несколько дней «Владимирку» у себя,— у художника не было тридцати копеек на извозчика, чтобы увезти картину домой...

— Что же все-таки сталось с «Владимиркой»? — спросил я Виктора Михайловича Лобанова — зятя Гиляровского, известного советского искусствоведа, рассказавшего мне эту историю, невольным свидетелем которой он был.

— Все обошлось как нельзя лучше,— ответил Лобанов, улыбнувшись.— Через несколько дней Владимир Алексеевич «затащил» к себе Павла Михайловича Третьякова и усиленно советовал ему приобрести «Владимирку».

— А Третьяков?..

— Последовал совету Гиляровского и украсил свое собрание новой картиной Левитана...

ВОПРОС И ОТВЕТ

Редактор отдела художественной литературы Госиздата Стефан Коляджин читал рукопись повести одного известного литератора. Это была первая самостоятельная работа молодого редактора, только что окончившего университет. В рукописи встретился ряд мест, которые, как показалось Коляджину, требовали исправлений. Он уже собирался переделать смутившие его фразы, но вдруг поколебался и решил посоветоваться с заведующим отделом — Дмитрием Андреевичем Фурмановым.