Непрощенные (СИ)

Мать не могла простить и, кажется, даже не хотела понять мотивов поступка дочери, когда та сохранила им жизнь, стерев память. Посчитав данный поступок за предательство и безнаказанность, Моника каждый раз старалась побольнее кольнуть дочь в то, что исправить та была уже не в силах.

Отец лишь поджимал губы, стараясь лишний раз не вникать в разговоры и споры, что обижало девушку еще больше. Даже несмотря на то, что ей и главному целителю Мунго удалось восстановить им память абсолютно без проблем для здравого рассудка, а также вернуть родителям прибыльный бизнес, равновесия в отношениях добиться не удалось.

Поэтому о том, чтобы вернуть прежнее теплое общение, не было и речи. Все еще сидя в заведенной машине, Гермиона обхватила руль руками и слегка оперлась на него, рассматривая двухэтажный светлый дом, на первом этаже которого горел свет. Большое окно кухни выпускало теплый свет на пасмурную улицу, а женский силуэт, мелькавший в оконной раме, заставлял сильнее нервничать.

Собрав волю в кулак, девушка заглушила мотор, схватила покупки из любимой пекарни и, прижав крафтовый пакет к груди, вылезла из машины, тихонько хлопнув дверью. Аккуратно ступая по подъездной дорожке и слушая хруст свежевыпавшего снега, она подошла к двери, на которой висел рождественский венок и коротко постучала дрожащей рукой.

За дверью раздались голоса и шаги. Громко вдохнув прохладный воздух, волшебница поежилась.

— Доченька!

Отец распахнул дверь и, приобняв дочку за плечи, завел ее в дом.

— С Рождеством, пап.

— И тебя, дорогая, — улыбнулся отец, обнимая своего единственного ребенка. — Мама на кухне.

Он кивнул в сторону и, нервно хлопнув ладошками по бедрам, словно не зная, что еще надо сказать, забрал пакеты из крепкой хватки девушки и прошел на кухню. Мотнув головой, чтобы выбросить из головы вину, смешанную с обидой, она прошла вслед за отцом.

Большая светлая кухня-столовая была наполнена пряным запахом корицы. Видимо, мама готовила яблочную шарлотку — любимое блюдо из детства Гермионы. Моника стояла у духовки в легком шифоновом платье до колен и тыкала зубочисткой в тесто, проверяя на готовность.

— С Рождеством, мам, — собственный голос прозвучал будто под водой и Гермионе пришлось ещё раз глубоко вдохнуть воздух. Женщина повернула голову в ее сторону.

— С Рождеством. Вендел, шарлотка готова, можем пить чай.

Вот так, будто ее дочери вообще здесь не было. Противный комок тошноты подкатил к сжавшемуся горлу девушки, и она, подавив желание обхватить его руками, прошла за стол.

— Как у тебя дела? — ласково поинтересовался мужчина, помешивая ложкой сахар в кружке чая.

— Нормально, — желания рассказывать подробности не было, тем более, она не была уверена, нужно ли это кому-то. Но молчать было еще хуже, поэтому Гермиона повернулась к отцу, криво улыбнувшись. — Вчера у Гарри с Джинни была свадьба! Прям в сочельник! Праздновали в большом шатре…

Моника, громко стуча маленькой ложечкой по кружке, бросала колкие взгляды на дочь.

— С чего это ты перекрасилась? — голос женщины был резок, и Гермиона ненарочно вспомнила, как ласково разговаривала с ней мама, когда их отношения не были подорваны войной.

— Решила что-нибудь изменить в себе, — пожала плечами и коротко посмотрела на отца. Он уткнулся в газету и старался не вмешиваться. Она любила его, но мягкотелость, которую он проявлял по отношению к жене, сейчас играла злую шутку над его дочерью.

— Вот как? Я смотрю, решения что-то изменять, не думая о последствиях, стало твоим кредо в последнее время.

Гермиона посмотрела на мать и громко стукнула чашкой о стол, проливая на белую скатерть крепко заваренный чай.

— Сколько можно? Ты решила до конца моих дней тыкать меня носом в мое желание спасти вам жизнь?!

Холодный тон голоса девушки все же никак не подействовал на Монику. Та лишь сложила руки на груди, откидываясь на спинку стула. Женщина поджала тонкие губы и не сводила колкого взгляда с дочери.

— Ты этого заслуживаешь. Надо думать, прежде, чем принимать какие-то серьезные решения, тем более, когда вмешиваешься в чью-то жизнь!

Теперь холод из голоса Гермионы перешел в холодный мерзкий пот, пробежавший по спине крупными каплями.

— Тогда я могу повторить этот трюк с твоей памятью еще раз, чтобы я не отравляла твою жизнь своим жалким присутствием!

— Да как ты смеешь!

— А что не так?! Было бы лучше, если б меня запытали непростительным заклятиями до смерти?! Или безжалостно убили и оставили гнить в лесу?! Этого бы ты хотела?! Или чтобы вас убили Пожиратели смерти, пока искали меня?!

Моника молчала.

— Гермиона, что ты такое говоришь… — начал говорить Вендел, оторвавшись от прочтения свежего выпуска магловской прессы. Он положил на стол хрустящую газету и отодвинул ее в сторону.

— Откуда у тебя деньги на бриллианты?

Девушка снова посмотрела на мать, взгляд которой уверенно держался на фамильном обручальном кольце семьи Малфоев.

— Подрабатываю стирателем памяти, видишь ли, прибыльный бизнес!

Отец запустил пальцы в уложенные волосы, вставая со стула и широкими шагами

расхаживая по кухне.

— Конечно, ты же любишь ломать чужие жизни.