Непрошеная повесть

Я потеряла мать в раннем детстве, двух лет от роду, даже лица ее не упомню; пятнадцати лет лишилась отца. С тех пор я всегда оплакивала покойных родителей, рукава до сих пор не просохли от слез, пролитых об их безвременной смерти. Но милосердие государя утешило мое юное сердце, в моем сиротстве я, недостойная, была согрета Вашей заботой. Когда же я стала взрослой, Вы были первым, кто сказал мне слова любви, – могла ли я не ответить всем сердцем на Ваше чувство? Даже неразумной скотине ведома благодарность, стало быть, будучи человеком, я тем паче не могу забыть любовь, которой Вы меня одарили! В раннем детстве Ваша доброта была мне дороже света луны и солнца, а когда я выросла, Вы стали мне роднее и ближе матери и отца. Много лун, много лет миновало с тех пор, как мне пришлось неожиданно Вас покинуть. Но с тех пор, случайно увидев Ваш выезд или посещение храма, я всякий раз проливала слезы тоски о прошлом, а в дни присвоения новых чинов и званий больно сжималось сердце при виде процветания других семейств, возвышения моих прежних товарок. Смирив тщеславные заблуждения, я бродила по всей стране в надежде, что странствия помогут развеять пустые думы, осушат бесполезные слезы. Да, я бывала среди мужчин, случалось, ночевала в кельях монахов. Мы обменивались стихами, наслаждались высоким искусством стихосложения – у таких людей я живала подолгу, и злые языки нередко судачили на мой счет, сомневаясь, что за дружба нас соединила? Злых людей на свете – без счета, много их и в столице, и в дальних пределах. Я слыхала, случается даже, что, встречая паломниц, смиренно протягивающих руку за подаянием, они склоняют их против воли к неправедному союзу… Не знаю, может быть, мне просто ни разу не встречались такие люди, но только я всегда стелила в изголовье лишь свой одинокий рукав… Если бы здесь, в столице, нашелся человек, с которым я могла бы соединить рукава, возможно, мне стало бы теплее холодной ночью, когда с гор веет студеный ветер, но такого друга у меня нет. Оттого провожу я весенние дни под сенью цветущей сакуры, а осенью ночую среди багряной листвы, в пустынных полях, где охапка травы служит мне изголовьем, и горюю, слыша замирающий звон цикад – ведь их участь так сходна с моей судьбой!

– Что ж, возможно, что, обходя храм за храмом, творя молитвы, ты и впрямь блюла чистоту, оттого ты и призываешь богов в свидетели… Но в столице… Говоря о своей жизни в столице, о богах ты ничего не сказала… Не потому ли, что среди старых твоих знакомцев отыскался человек, к которому ты вновь возвратилась? – снова стал пытать меня государь.

– Навряд ли мне суждено еще долго прожить на свете, но сейчас мне нет еще и сорока лет… Не знаю, что будет дальше, но до сегодняшнего дня мне не встретился такой человек ни среди старых, ни среди новых друзей. Если я сказала неправду, пусть понапрасну пропадут все две тысячи дней, что я провела за чтением Лотосовой сутры, на которую единственно уповаю, пусть пойдут прахом все мои труды по переписке сей святой сутры, пусть они приведут меня после кончины вместо райской обители лишь к Трем сферам зла! Если я сказала неправду, пусть не будет мне блаженства в потустороннем мире, пусть я буду вечно терпеть мучения в аду бесконечном, так и не увидев светлой зари, когда будда Майтрейя снова сойдет на землю!

Услышав мои слова, государь долго молчал.

– Поистине, никогда не следует ничего решать, полагаясь только на собственное суждение… – наконец сказал он. – После смерти твоей матери и кончины отца я один был обязан заботиться о тебе. Но вышло по-другому, мне казалось – из-за того, что ты по-настоящему меня не любила… А ты, оказывается, предана мне так глубоко! Теперь я вижу, что сам великий бодхисаттва Хатиман свел нас в тот раз в своем храме, чтобы я наконец узнал, как сильно ты меня любишь!

Меж тем луна, склонившись к западу, скрылась за краем гор, взошло солнце и засияло ярче с каждой минутой.

Я поспешила уйти, чтобы не привлекать внимания своей черной одеждой.

– Непременно встретимся снова в ближайшее время! – сказал государь; никогда не забуду звук его голоса, он будет раздаваться в моих ушах даже в потустороннем мире!

После возвращения государя в столицу ко мне в дом неожиданно явился человек, доставивший мне от него щедрый подарок. Благодарность переполнила мое сердце. Ласковые слова государя и то уже согрели мне душу, даже мимолетное его сострадание подарило мне радость. Что же говорить о такой сердечной заботе? Я не знала, что делать от счастья! «Давно уже порвалась моя связь с государем, давно не оказывал он мне никакого внимания, я уж и думать об этом забыла, но оказалось, что в сердце его все еще сохранилась жалость ко мне – пожалуй, так следует назвать это чувство…» – думала я и снова вспоминала все, что соединяло нас в прошлом.

Свиток пятый (1302–1306 гг.)