Непростая история

Лера стала почему-то бояться своего шефа. Ей казалось, что он слышит из своего кабинета все, о чем она говорит по телефону; девушка попросила Кирилла не звонить ей больше. Она сама позвонит, когда будет удобно. И все равно ей все время чудилось, что глаза-бусинки следят за каждым ее шагом сквозь матовые стекла перегородки.

Когда Егор Никитич предложил ей перепечатать во внеурочное время его новый труд для «Архивного вестника», девушка отказалась.

- Вам не нужны деньги, Валерия Павловна? — удивился он.

— Просто у меня нет времени, Егор Никитич.

- Так, так... Это очень грустно, когда для работы нет времени... — Похоже было, что с его языка сорвется язвительное словцо, но Егор Никитич не был бы самим собой, если бы не сдержался. — Как знаете. Я хотел, чтобы вам было лучше.

У Леры не проходило чувство, что надвигается гроза, должен произойти какой-то взрыв, —лишь тогда разрядится электричество, скопившееся среди мирных полок архива. И вот сегодня, в понедельник, это произошло.

В половине пятого Егор Никитич отправил в библиотечный коллектор Марию Михайловну, чего не делал никогда раньше, и разрешил ей не возвращаться в этот день в учреждение. Та не сразу собралась, и он дважды выглядывал, нервничая, что она опоздает. Наконец женщина ушла. Минут пятнадцать Егор Никитич не подавал признаков жизни. Лера заканчивала выдачу книг запоздалым сотрудникам.

Вот и последний из них ушел, до звонка оставалось десять минут. Лера начала собираться домой. Из кабинета быстрой своей походкой вышел Егор Никитич и, нырнув под деревянный барьерчик, закрыл дверь архива изнутри задвижкой. Все в Лере похолодело, она со страхом взглянула на запертую дверь, на своего начальника. Ноздри Егора Никитича раздувались, словно ему не хватало воздуха, глаза из-под насупленных бровок смотрели почти безумно. Да уж не болен ли он?

- Прошу не пугаться, В-валерия Павловна, нам н-надо объясниться! — от волнения он заикался больше обычного. — Так вот: все, что было меж нами раньше, — ложь, м-маскировка... Я... я л-люблю вас, Валерия Павловна, и, как честный человек, как мужчина, прямо говорю об этом. Хватит ломать к-комедию.

— Откройте дверь, Егор Никитич! — тихо попросила она.

— Я п-предупредил вас: бояться меня не надо, я к вам не приближусь! — Опустившись на дальний стул, он закинул ногу за ногу. — И з-задержу я вас совсем недолго.

В коридоре прозвенел звонок. Тут бы встать, уйти, не слушать ничего из того, что может сказать немолодой, потерявший голову человек. Но это походило бы на бегство, а Лера уже немного оправилась. Ей не хотелось показывать своего страха перед таким ничтожеством. Подняв голову, она смотрела прямо перед собой на книжную полку, стараясь сосчитать в уме, сколько книг в среднем умещается в одном ряду.

Всегда такой пунктуальный Егор Никитич перескакивал с одного на другое, не в силах сосредоточиться. Он говорил о своей случайной незадавшейся женитьбе и о том, как нужен юной девушке друг-наставник, знающий жизнь. Его больная жена давно уже не женщина, а он, черт побери, полноценный мужчина, хотя не все могут это оценить.

Тут он ударил сухоньким кулачком по столу так, что, подпрыгнув, скатилась на пол крышка чернильницы. Подняв ее, он аккуратно поставил крышку на место.

Никогда и никому еще он не раскрывал горькую тайну своей жизни, продолжал Егор Никитич, потому что никогда и ни к кому он не относился так чисто и так возвышенно, как к Валерий Павловне. Ее есть за что любить и уважать, он-то знает, как нелегко ей живется. Но она молодец, во всяком случае, до последнего времени была молодцом. Предупреждая ее протестующее движение, он заторопился.

Нет, он не хочет, не смеет упрекать ее ни в чем, она вольна поступать, как желает, но его долг, святой долг старшего товарища предупредить ее, сколько существует в мире соблазнов. Чтобы уберечь ее от них — он готов на все. То, что она подрабатывала у него машинкой, — мелочь, чепуха. На его сберкнижке кое-какие сбережения, не очень большие — около десяти тысяч, и все их он готов отдать ей, чтобы сделать ее счастливой. Само собой разумеется, что все его будущие гонорары, все его труды отныне будут посвящены ей и только ей...

До Леры начал доходить истинный смысл его слов. Ей предлагают сожительство, даже назначают плату. Какая гадость! Ездил к ней домой «по линии месткома», прикидывался отцом родным, шпионил... Червяк, жалкий червяк! Считает себя благодетелем за то, что она перепечатывала его скучные статейки, за которые он, кстати, платил ей меньше, чем профессиональной машинистке.

Егор Никитич, не слыша возражений, как-то незаметно сполз со стула и, оказавшись на коленях, пополз к ней.

— Ругайте меня, п-презирайте, но не отталкивайте... Не могу без вас, жизни лишусь... Видеть вас и не иметь возможности коснуться... Валерия Павловна... Валерия, жизнь моя!..

Напряжение, державшее нервы девушки туго натянутыми, только что пережитый ею страх разрядились вдруг нервным смехом, незаметно перешедшим в слезы.