Непростая история

Не выдержав, он позвонил домой. Подошедшая к телефону Варя напустилась на брата. Очень хорошо, что он еще не улетел, пусть немедленно, сию же минуту возвращается домой, не то она позовет к телефону мать. Варя и слушать не хотела возражений. Пусть он сразу садится в автобус и едет домой, если здоровье мамы хоть немного беспокоит его. Нет, пока ничего не случилось, мама еще не знает, куда собрался ее легкомысленный сынок. Но неужели он такое чудовище, что не понимает, как все это может на нее подействовать?

— Подожди минутку, стучат! — другим голосом сказала Варя. — Я открою дверь.

Он решил, что она пошла за матерью, сердце билось так, что стук отдавался в трубке. Но вот Варя радостно прокричала:

— Почту принесли. Тебе, дураку, письмо и открытка... Штамп посмотреть?.. «Слободка, Харьк. обл.». Доволен, дурень?

В стеклянную дверцу телефона-автомата Кирилл увидел остановившийся у подъезда аэропорта рейсовый автобус, ехавший в Москву, и выбежал на улицу.

16

Ничего особенного не было в Лерином письме — двух страничках почтовой бумаги, исписанных крупным, размашистым почерком. Почему же Кирилл перечитывал эти листки снова и снова, даже захватил с собой на работу?

— Ня верь, ня верь, молодой человек, тому, что девки пишут, — сказал Драгин, застав его с письмом в руке за штабелем кирпича. — Все равно омманут!

Кирилл усмехнулся: «Что ты, папаша, в этом смыслишь?»

Она не написала сразу по приезде потому, что надо было обегать все любимые места, повидать стольких людей. Как здесь хорошо: все цветет, над жнивьем летят паутинки, на заре выпадают обильные росы («я бессильна описать такую красотищу, тут стихи нужны»). Родители рады ей, восхищаются ее видом («платье тоже сыграло свою роль»). А уж как завидуют ее подружки рассказам о Москве, о художниках и поэтах («хотя поэт у меня один — ты!»). Его письмо, пришедшее неожиданно быстро («спасибо за него, милый!»), усовестило ее. Кстати, родители заинтересовались: кто это так быстро по ней соскучился? Пришлось объявить: жених («ты не возражаешь?»).

Это место письма неизменно раздвигало его губы в улыбке, один раз, не удержавшись, он даже поцеловал бумагу, к которой прикасалась ее рука... И он мог не верить ей, своей невесте?! Однако в поэме он оставит все как написано, — без конфликта нельзя! Да и сколько можно переделывать вещь!

Лера обещала писать часто и подробно, но снова замолчала. А затем пришло письмо, поразившее Кирилла своим уныло-безнадежным тоном. Если б у нее были лишние деньги, писала Лера, она бы уехала куда-нибудь к морю, как это делают другие. Все вокруг серо, неинтересно, до тошноты знакомо. Лишь первые дни ее могло развлечь общество подруг, но в общем они такие безнадежные провинциалки. По вечерам идти некуда, не в городской же сад, где на сколоченной из досок площадке танцуют первобытные мазурки... А ночью в доме закрыты ставни, душно, не спится от дум. В свое учреждение она больше не вернется, это пройденный этап жизни. Но куда идти, что делать? «Ах, если бы ты знал, Кирилл, как мне тошно — ты бы прилетел на крыльях».

В краткой приписке, которую он сначала не заметил, сообщалось: через Слободку, по пути на юг, проехали Одинцов с невестой и незнакомой Лере супружеской парой. Она проболтала около часу с Виктором Алексеевичем, чинившим машину...

Что ж, причина перемены ее настроения ясна. И надо ж было случиться, что Лера оказалась на шоссе именно в ту минуту, когда сломалась проезжавшая мимо машина Одинцова! Не сговорились же они о встрече заранее?!

Кирилл ответил довольно сдержанно. Ему понятно, что происходит с Лерой, но пусть она потерпит до Москвы. Он делает кое-что для их общего будущего. Что касается Одинцова, то он многое порасскажет о нем при личной встрече.

О том, чтобы бросить работу и мчаться к ней, Кирилл не мог теперь и помыслить. Сотрудники рассказали, что во время его болезни Павел Иванович засиживался в отделе до глубокой ночи, сам брался за рейсфедер. А как схватилась за сердце мать, услышав от Вари о его сумасбродном и, к счастью, неосуществленном плане! Так плохо, как в эту осень, Антонина Ивановна никогда не выглядела, у нее было усталое, с нездоровым, восковым оттенком лицо. Вот кому нужен отдых!

Как важно, чтобы поэму поскорее приняли и напечатали. Во всех отношениях важно. Но именно в этом, в главном, как ему казалось, пункте Кирилла ждало горькое разочарование.

Литературный консультант журнала, куда он, не доверяя почте, сам отнес рукопись, сразу принял его. Поначалу Кирилл лишь делал вид, что слушает маленького человечка с редкими льняными кудерьками и заспанным, а быть может, просто усталым лицом. Но консультант так увлеченно говорил о поэзии, что Кирилл незаметно для себя заслушался. А когда он услышал из чужих уст свои стихи, они показались ему такими безнадежно слабыми, что он низко склонил голову.

— Простите, сколько вам лет, товарищ Малышев?

«А какое, собственно, это имеет значение?» — хотелось спросить Кириллу, но вместо этого он покорно сообщил свой возраст, зачем-то «округлив» его на целых полтора года.

— Борец?

— Что? — не понял Кирилл.