— Однажды я была влюблена. В семнадцать лет, отучившись в школе травниц полтора года, устроилась помогать целителям — ухаживать за больными. Платили немного, но удавалось скопить на черный день. Там я его и встретила. Городские стражники привезли избитого парня с неглубоким ранением в ногу. Он рассказал, что «напали грабители» и что прислуживал в богатом доме, а теперь несправедливо изгнан. Я не задавала вопросов, хоть и приметила: для слуги слишком много шрамов, а на плече кожа будто срезана. Мало ли из-за чего? Думайте, как угодно, Реджис, я поверила. Несколько недель мы прожили в дешевой таверне. Я проводила много времени в лечебнице, он искал работу — не важно какую. В последние дни стал сам не свой — постоянно злился, почти не говорил. А потом я проснулась далеко за полдень с ужасной слабостью и головной болью. Кое-как поднялась и поняла, что осталась в комнате одна. Вещи были разбросаны, кошелек, где хранилось заработанное за полгода, пуст. И исчезли мамины серьги.
В носу предательски защипало, и я отвернулась перевести дыхание и не заплакать.
— Какая низость, — произнес Реджис.
— Это не все. На тумбочке стоял флакон с сонными каплями — я готовила на продажу. На треть пустой. Понимаете? Он мог прогадать с дозой. Одной каплей больше — я бы здесь не сидела. Когда попыталась просить помощи у хозяина таверны, тот решил, что я пьяна и велел убираться. Потом понял, что денег не получит, вызвал стражников, а они поволокли в участок. Я пыталась объясниться, но из-за лекарства впрямь выглядела пьяной. Караульный велел заткнуться, добавляя, мол, гулящим девкам за решеткой самое место. Я сдалась и просидела в углу почти сутки. Потом появился капитан — пообещал отпустить, если помогу разобраться с одним делом. Меня спас гильдейский значок — его-то украсть невозможно. Уже не помню, как почти не имея опыта, сумела разобрать на компоненты какое-то зелье. Капитан слово сдержал. Я поплелась к подруге, на следующий день к наставнице, чтоб та замолвила слово и меня взяли обратно в лечебницу. Слава Лорхане, она не стала читать морали и лишь сказала: «в вашем возрасте, Ирмас, положено ошибаться в мужчинах». Конец истории.
— Вы с ним больше не встречались?
— Никогда. И не хотела бы. Пусть катится во тьму, из которой явился.
— Мне очень жаль, Сорель. Вы не заслужили.
— Вы тоже, — я провела ладонью по щеке, стирая предательскую слезу. — И, знаете, делиться тайнами — паршивая идея.
— А, по-моему, весьма увлекательно. Хотя, лет пять назад я бы не согласился.
— Лет пять назад вы и говорить бы со мной не стали.
— Возможно. Прежним я мог вам не понравиться.
Рома в бутылке оставалось чуть больше трети. Закончится она когда-нибудь? Разве после еще парочки секретов и занимающегося рассвета за окном.
— Скажите, Реджис, можно что-то исправить?
— Поверьте, я размышлял очень-очень долго. Всему виной проклятый дар. Я искал способы избавиться — не сработал ни один. Правда, однажды способности исчезли на без малого две недели, и я решил, что эксперимент удался. Потом вернулись обратно и, похоже, дар умрет только вместе со мной. Впрочем, есть и хорошие стороны. Я навсегда избавлен от участи следующего лорда Эрвана — не обязан соблюдать светские правила, принимать ответственность, связанную с титулом, заключать выгодный брак.
— Но вынуждены жить в Леайте.
— Справедливости ради, Сорель здесь совсем не плохо. Правда. Лучше, чем во многих городках.
Я закатила глаза.
— Призываете к справедливости? Взгляните на нас обоих. Всерьез верите в нее?
— Но я же успел остановить нож Дамиена. Ваша гибель — самое несправедливое, что могло произойти.
Отчаянно захотелось навсегда запечатлеть в памяти это мгновение. Он сидит напротив и смотрит, словно прошлой ночью едва не допустил главную ошибку в жизни. И поверить, что сделает все лишь бы подобное не повторилось.
— По-моему, достаточно секретов, — я забрала бутылку со стола и направилась к стойке.
— Сорель, погодите, — засмеялся Реджис и пошел следом. — Я найду, о чем рассказать.
— Вам с утра на службу.
— Денек обойдутся.
Школьные наставницы в один голос твердили: в приготовлении зелий важно соблюдать меру. Элти с видом умудренной женщины говорила то же самое обо всем остальном. Может, поэтому из нас двоих в неприятности попадала именно я? Не умевшая удержать язык за зубами, не привыкшая заводить друзей, не спешащая уйти в сторону, схитрить, если нужно. Я редко находила меру и всегда оказывалась там, где не следует, узнавала, что не должна. Как, впрочем, и сейчас. Стоило не затягивать беседу, а извиниться, сослаться на усталость, головную боль — хоть раз побыть леди.
— Хотите сказать, кому-то пора домой? — Реджис уперся ладонью в столешницу, и мы оказались лицом к лицу как во время нелепого урока танцев, затеянного Тибо. Стараясь справиться с нахлынувшим хмельным туманом, я гнала возникшие вдруг мысли о тишине на моей половине дома, о замке на двери спальни, который следует закрывать, чтобы утром не вломилась Кайра, о платье, снимающемся легко и быстро после перешивки.
Действительно, достаточно.