Непростое наследство

— Не выйдет — она останется за просто так.

Действие обезболивающего порошка подходило к концу, и нога ныла сильнее. Да и голова постепенно тяжелела. Последствия магического сна Ризы ненадолго разогнать удалось, но без новой порции лекарств не обойтись.

— Больше плохих новостей, надеюсь, нет? И нотации, если остались, лучше отложим на потом.

В попытке уйти как можно скорее я переоценила собственные силы — поднялась слишком быстро и оттого оступилась. Реджис среагировал мгновенно.

— Как обычно, — прошептала, стараясь улыбнуться и свести к шутке. Уж в отсутствии у меня грации успели убедиться все.

— Согласен, к нотациям вернемся позже.

Тепло руки Реджиса не уравновешивало воздействия перстня с грифоном, холодившего сквозь ткань. Пожалуй, еще немного, и я задрожу.

— Спасите, светлые боги.

— Здесь они не помощники, Сорель.

— Какая жалость. Даже боги не помогут.

Клянусь Лорханой, входя в кабинет, я собиралась до последнего стоять на своем. Не уступать, не показывать слабость, хоть это бы и случилось не впервые. Я и сейчас продолжала считать, что не упала бы и справилась сама. Убрала бы ладонь с талии, разжала хватку на чужом запястье, но не хотела, если быть честной.

— Прости, — проговорил Реджис, когда я охнула и поежилась. — Привык его носить и не замечаю.

Слишком разные, даже в досадных мелочах.

Разве у мужчины, чей дар каждый раз отзывается обжигающим холодом могут быть такие теплые и нежные прикосновения? Разве он должен возиться со мной, выслушивать, беспокоиться? Разве можно вообще в это поверить?

— Вчера я не заметила.

— Было не до того. Сорель, пора отдохнуть, иначе ты свалишься без чувств.

— Ну, не страшно, раз есть кому уберечь от падения и отнести в спальню.

— Звучит заманчиво, — Реджис дотронулся до моего лица одними кончиками пальцев. — Хоть я бы предпочел другие обстоятельства.

Усталость, боль в ноге и висках развязывали язык, и в попытках отвлечься возвращали к тщательно изгоняемым мыслям. К примеру, о том, насколько проще бы все сложилось, держи каждый тайны при себе, не выясняя подолгу, кто кого не послушал, не вдаваясь в излишние подробности.

— Зря. Бесчувственная, я точно не доставлю неприятностей.

Сознание, если и было неясным, то не настолько, чтобы продолжать спор или сопротивляться собственным чувствам. Стоило Реджису обнять чуть крепче, я прикрыла глаза, подалась вперед и ощутила его губы на своих. И это не напоминало прошлое мимолетное касание, предоставлявшее выбор. Сказанное несколько минут назад утратило значение. Граница между нами была стерта окончательно.

— Сорель, послушай, — тихо произнес он, отстранившись. — Я не хочу поучать или указывать, что делать. Мне важно, чтобы с тобой больше ничего не случилось, понимаешь? Я не собираюсь читать нотации, повторять одно и то же сотню раз. Но невозможно защитить того, кто сам бросается на острие клинка. Хоть я и пытаюсь.

Если бы доводилось слышать подобные слова раньше, я нашлась бы с ответом. Но обещаний и уверений в раскаянии не было.

— Постараюсь избегать клинков. Обещаю, — проговорила, обнимая его за шею.

— Сделаю вид, что поверил.

Глава сорок вторая

В длительном отдыхе определенно было что-то привлекательное. Особенно, если окружающие не стремились лишний раз постучаться в дверь, и спросить о самочувствии, настроении, необходимости что-нибудь принести, торговце, настойчиво желающем встречи, выходном для Мод, снадобье для больного колена. Разумеется, в очередь не выстраивались и просьбы передавали через Кайру, которая сбивалась, путая добрую половину сказанного. Но таверна не рухнула и ладно.

На ночь я выпила последние снотворные капли, а утром послала Анри в аптекарскую лавку. Он покорно согласился и не язвил, обрадованный законной возможностью не возвращаться домой: «Скажете тоже, Сорель! Куда я пойду? Вдруг вам станет плохо, или посреди ночи заявится какой-нибудь контрабандист, а вы наглотались настоек и подняться не можете? Об отце не волнуйтесь — ему без меня не скучно. Пьер и матушка же на месте».

Вернулся он быстро, и принялся с особенным удовольствием, в красках описывать выражение лица господина Ренарда.

— Жмурился он, Сорель, как настоящий котяра. Жирный такой, знаете, обожравшийся сметаны и прилегший на солнышке. Я думал еще немного и прямо запляшет от счастья. Несколько раз переспросил, мол, а точно госпожа ли Сорель сама приготовить лекарство не способна; а, может еще добавить что-нибудь; нужна ли мазь для заживления ран? А когда я расплатился, принялся советы по приему капель давать, даже записать предлагал. Аж на месте не подскакивал, старый пень. Как спину-то не защемило?

— Вы, полагаю, в долгу не остались?

— Обижаете. Я его потешил как подобает. В лавку вошел с самым скорбным лицом, какое умею изображать, и говорил так, что сам себе поверил. Под конец, правда, сдерживался от смеха, а следовало бы пустить слезу.

— Ну нет, он бы раскусил.