Непростое наследство (СИ)

Лизет недоверчиво свела брови на переносице, но не решилась спорить. Господин Анри ученый, в столице жил, мир повидал, но принимать его слова на веру, как и всегда, она не торопилась. Слишком привыкла верить в страшные сказки, от которых мурашки и холодок по спине.

На встрече с Анри Равьеном-старшим я настояла сама. Врываться в кабинет без записи и предупреждения, конечно, не стала. Полагаю, он и в прошлый раз был не слишком доволен. Поэтому сделала как полагается — договорилась на урочное время, порылась в шкафах в надежде найти старые документы и письма, способные пролить свет, постаралась нарядиться как представительная дама и взяла компаньонов. Теперь-то никто не скажет, что Сорель Ирмас ведет себя как сумасшедшая и не заботится о приличиях. А, если и раскроют рты, пусть катятся в сшейдову нору.

Господин Равьен немного приболел и оттого выглядел уставшим. Зная об этом, я прихватила пару снадобий, снимающих головную боль и облегчающих симптомы простуды. Еще обязательно приготовила бы согревающий отвар, но после него клонит в сон, а отменять назначенные встречи упрямый нотариус не собирался. Еще в таверне Анри посетовал, мол, отца не переубедить и важную работу он перенесет лишь по причине собственной смерти. Да и после замучает несчастного клиента во снах.

- Не стоило беспокоиться, Сорель. Прошу, присаживайтесь.

Разумеется, он сказал это ради приличия, тут же открывая мешочек со склянками и принимаясь внимательно их осматривать.

- Что вас привело? Анри объяснял быстро и слишком путано.

- Я бы хотела поговорить о моем наследстве. Вы ведь слышали сплетни в городе?

Господин Равьен убрал лекарства в стол и ответил:

- Увы, Сорель, их не слышал только глухой. Ваш возможный родственник делает все, чтобы занять наиболее выигрышное положение. К сожалению, на моей практике так происходило много-много раз. Понимаю ваше нетерпение, но постарайтесь держать себя в руках. Как я и говорил, понадобится очень много времени.

Я слабо улыбнулась, подумав, что именно здесь, в заполненном бумагами кабинете время будто и не двигалось. Замерло десять лет назад, да и стоит с тех пор на месте. Казалось, можно закрыть глаза, прислушаться к треску свечей и всерьез поверить, что дядюшка жив, моего дара и в помине нет, ни с кем не нужно бороться за таверну, а единственная проблема — успеть утащить с кухни последний кусок пирога. Как же странно.

- Кто бы не рассказал вам о жизни Лилли Хорсис, - склонил голову Равьен, когда я пересказала услышанное от Ноэля. - Он прав. Сейчас я как раз пытаюсь разыскать ее следы после отъезда из Шарле, а это, скажу честно, весьма непросто. Люди, где бы они не появлялись, непременно оставляют следы, но пройти по каждому — все равно, что искать иголку в стоге сена.

- Значит, есть возможность, что мы не узнаем правды?

Нотариус развел руками.

- К несчастью, да. Но не унывайте, Сорель. В этом случае вы — разумеется, если откажетесь пойти на мировую — начнете тяжбу и тогда обстоятельства дела будут рассматривать в суде. Конечно, как душеприказчик покойных Ларти и Женивы, я приму в нем участие.

- На чьей стороне?

- Выбирать сторону я не могу, поскольку должен справедливо решить спорную ситуацию. При всей симпатии к вам, если доказательства будут на стороне Дамиена…

Он не договорил, но этого и не требовалось.

- Похоже, зря отняла у вас целый час. Но сидеть на месте, ждать было невозможно.

- Не самая тяжелая потеря, поскольку этот час будет оплачен, - улыбнулся господин Равьен. - И раз уж вы здесь.

Он направился к шкафу у окна и, осмотрев ровненький ряд папок, вытащил одну — из темной, местами потрескавшейся кожи, плотно завязанную.

- Думаю, покойная Женива была бы не против, что я немного нарушу данное слово. В первую нашу встречу я немного приврал, говоря будто она ничего не оставила, - Равьен вынул конверт и положил передо мной. - Вручая письмо, я никоим образом не нарушаю закон. Это дружеская услуга — последняя из тех, что довелось оказать Жениве. Ваша тетка просила передать его по истечении года, когда станете полноправной владелицей таверны. Но, раз уж так сложились обстоятельства, лучше вам прочесть сейчас.

Я замерла, уставившись на конверт, где мое имя было выведено аккуратным витиеватым почерком. В юности тетка посещала частного учителя, а потому могла дать фору любому секретарю в магистрате. Писала бегло, но каждая буква получалась ровненькой будто с образца.

- Зачем это?

Прикасаться к письму не хотелось — казалось можно поранить пальцы об острые углы.

- Можете не верить, но в последние годы Женива смягчилась. Она была немолода, больна и все чаще сожалела, что не может с вами поговорить.

- Поговорить?

Я не помнила слов, сказанных теткой на прощание у приютского крыльца. В тот день все будто затянулось мутной пеленой. Тетка о чем-то договаривалась с воспитательницей, спрашивала, куда переводить деньги на содержание, а потом обратилась ко мне. Я будто ничего не слышала — слова стерлись из памяти. Единственное, что осталось — страх.