— Послушные? Да, пожалуй… Слава Богу, более послушные, чем я в их возрасте. Они неплохо учатся, и мне грех на них жаловаться, если не принимать во внимание их манеру одеваться и музыкальные вкусы. Конечно, было бы еще приятней общение с ними, если бы они хоть раз всерьез отнеслись к моим словам и моему мнению.
— Вы слишком многого хотите от подростков. Подождите чуть-чуть. Вскоре они поймут, что абсолютно ничего не знают в жизни. Вот тогда они и начнут дорожить вашим мнением.
— Слышу речь опытного человека, — засмеялся Оливер. — Вы ведь хорошо ладите с дочерью, верно?
— Да. — Она допила шоколад и поставила чашку.
Эдвин немного помолчал, а потом, не сводя с нее глаз, спросил:
— Вы никогда не думали о том, чтобы снова выйти замуж?
— Нет, — решительно ответила она.
— Почему?
— Я люблю независимость. Хочу приходить к себе и чувствовать мир и покой, — добавила она. — Не хочу, чтобы меня ругали за все, что я делаю.
Оливер продолжал внимательно разглядывать ее лицо.
— Значит, замужество заставляло вас чувствовать себя зависимой?
— Да… — У нее не было особого желания говорить на эту тему. Долорес смотрела на разгорающийся огонь. — А вы сами? — быстро спросила она. — Вы бы хотели жениться еще раз?
Эдвин грустно улыбнулся.
— Я часто убеждал себя, что надо выкинуть это из головы, но… — он пожал плечами, — кажется, не слишком преуспел. Честно говоря, хотел бы.
— Почему? То есть, я…
— Мне нравилось быть женатым.
Странно… Неужели нравилось?
— А разве вам не мешали семейные узы?
— Мешали? Чему?
Долорес пожала плечами.
— Делать то, что хочется. Встречаться с другими женщинами и тому подобное…
— «И тому подобное»? — Оливер засмеялся и покачал головой. — Нет. — Смех давно отзвучал, а он все еще непривычно мягко смотрел ей в глаза. — Я не хотел спать с другими женщинами, — наконец тихо сказал он.
Она проглотила комок в горле, слушая его слова и чувствуя прилив странной зависти. Повезло его жене…
— Должно быть, вы с женой сильно любили друг друга.
— Да.
Долорес опустила глаза, продолжая чувствовать на себе его взгляд.
— Поскольку вы в разводе, — наконец сказал Оливер, — можно предположить, что ваш брак был не слишком счастливым.
— Не слишком, — согласилась она, стараясь говорить непринужденно.
— Вам было тяжело? Или лучше не спрашивать?
— На самом деле большинство людей считало наш брак верхом совершенства. Понимаете, красивый и обаятельный муж, прекрасный дом, очаровательная дочурка…
— И что же портило эту идиллическую картинку?
— То, что обаятельный муж вовсе не считал свою жену достаточно совершенной, — сухо сказала она. — И, наверно, был прав. — Брови Эдвина поползли вверх, но прежде чем он успел задать другой вопрос, Долорес встала с кресла и снова начала ворошить угли. — Вам тепло?
— Да, в самый раз…
Он долго молчал.
— Значит, муж хотел от вас совершенства…
— Я делала все, что могла… Почти двадцать лет выбивалась из сил, а потом сдалась и решила, что совершенство мне не по зубам. — Она выразительно вздохнула. — О Боже, с каким облегчением я призналась вам в этом! И сейчас, когда я больше не замужем, меня ничуть не заботят собственные недостатки.
Эдвин засмеялся.
— Да, это большая радость! Расскажите мне о своих недостатках.
— Ни за что на свете!
— Тогда расскажите о своем «очаровательном» муже. Каким он был?
— О, недостатков у него было хоть отбавляй! — Она любезно улыбнулась. — Как вам понравился горячий шоколад?
Улыбающийся Эдвин долго смотрел ей в глаза.
— Самый лучший шоколад, который я когда-нибудь пробовал… Однако мне пора. Нам обоим нужно попытаться уснуть.
— Да. — Мысль о том, что его не придется выставлять, Долорес восприняла с облегчением.
Эдвин встал, и Долорес оказалась с ним лицом к лицу. Слишком близко, чтобы оставаться спокойной. Гипнотический взгляд темных глаз будоражил ей кровь.
— В чем дело? — спросила она. Он усмехнулся.
— Борюсь с искушением.
— С каким искушением? — спросила Долорес и тут же опомнилась. О Господи, что за дурацкий вопрос? Неужели она никогда не поумнеет?
— Поцеловать вас.
У нее дрогнуло сердце.
— Держитесь, — промолвила Долорес и заставила себя улыбнуться. — У вас внешность победителя. — Она подошла к двери и открыла ее.
Оливер, не сводивший с нее глаз, остановился на пороге. В комнату врывался прохладный ночной воздух.
— Извините… — пробормотал Эдвин, наклонился и поцеловал ее. Просто коснулся теплыми губами ее губ, а потом выпрямился.
— Иногда, — тихо сказал он, — мне не хватает силы воли. Это один из моих многочисленных недостатков… Спокойной ночи, Долорес.
Она продолжала стоять в дверях. Сердце ее колотилось, как у девочки-подростка, ноги дрожали. Ужасно трогательно… Идиотка!