– Под ноги смотреть надо! – взвизгнула на скамейке молодая женщина в ярком свитере.
На бортике в песочнице чинно сидел, глядя в пустоту, мальчик Ирудо лет пяти с лохматой, давно не стриженой головой. Ещё из тех, из первой волны.
По неписаному правилу детей с Ирудо выгуливали в соседнем скверике, но что, например, делать, если у вас один нормальный, а один такой? Не разорваться же. Конечно, другие мамаши посмотрят неодобрительно, но, скорее всего, ничего не скажут.
Девочка в красных штанишках набрала в совок песка и высыпала на голову мальчику Ирудо. Тот, не поворачивая головы, часто-часто заморгал глазами. На проделку маленькой агрессорши никто внимания не обратил.
Возвращался Бочаров уже в сумерках. Тускло горели пыльные фонари. Ещё слаще пахло молодой листвой. Он с трудом втиснул «Тойоту» между криво вставшими «Шкодой» и «Кией». Осторожно приоткрыл дверцу, выставил ногу на мостовую.
– Папа, – тихо позвали рядом.
Элька сидела на лавочке, накинув куртку на плечи.
Заговорила быстро, будто боялась, что Бочаров ее перебьёт.
– Пап, я решила. Устрой мне аборт. У одного из своих докторов. Пока ещё срок маленький. Только не отговаривай, я тебя прошу.
– Хорошо, думаю, договорюсь на следующую неделю. Ты точно решила?
– Я точно решила. Правильно – не правильно, но решила.
– Эль, – Бочарову захотелось обнять дочку, как маленькую, но побоялся, что ей не понравится. – Я на твоей стороне по определению. Просто не могу иначе. Хочешь, пойдём мороженого съедим?
– Не хочу. Твои методы утешения за последние пятнадцать лет ничуть не изменились. Маме не говори, ладно? – Элька легко поднялась, подхватила сумочку и растворилась в сумерках, как городская нежить: бесшумно и без следа.
Бочаров занял её место на скамейке и достал сигарету.
Проходя мимо песочницы, Бочаров увидел давешнего мальчика Ирудо. Похоже было, что тот так и сидел здесь с утра. Теперь уже в одиночестве. Остальных детей увели домой мамы: ужинать и смотреть «Спокойной ночи, малыши».
Мальчик по-прежнему напряженно всматривался в потёкшие сумерки. Под попой у него расплылось большое тёмное пятно: подгузник не справился.
– Бросили, – понял Бочаров. Почему-то он даже и не возмутился особо. Хотя должен был.
Надо бы полицию вызвать.
Сколько их придётся прождать? Час, не меньше. Холодно уже. И ветер поднялся.
Бочаров вздохнул, подошел к мальчику, ухватил за плечо, заставил встать:
– Идём, брат. Ждать лучше дома, в тепле.
Жена разбирала на кухне сумку с продуктами. Увидев мальчика, она уронила на пол апельсин. Апельсин укатился под стол.
– Это твой сын? – спросила жена и села на стул.
– В смысле? – не понял Бочаров. – А, нет. Бог с тобой. Его на улице бросили. Завтра к Бианкину в приют отведу. У него приют один из лучших в городе.
– У него вшей нет? – заволновалась сразу пришедшая в себя жена.
– Сейчас его вымою, – сказал Бочаров. – Достанешь для него мою фланелевую рубашку?
– Я картошки пожарю, – сказала жена. – И сосиски. Он же голодный. Дети любят картошку.
Мальчик Ирудo картошку любил. Он съел две тарелки. Бочаров уложил его спать в холле на раскладном диванчике. Гость лежал смирно, положив руки на одеяло. Глядел, не отрываясь, в потолок.
Ночью Бочаров проснулся от того, что на кухне горел свет.
Мальчик Ирудо сидел за столом и водил карандашом по листу бумаги. Бочаров засмотрелся на странный рисунок.
Парящий в темноте белый замок с потрескавшимися стенами, изъеденными голодным плющом. Перекошенные влажные окна. Вывернутые наизнанку странно переплетённые мраморные лестницы, обросшие, как днища кораблей, бурыми морскими червями, то ли взлетающие вверх, то ли скользящие вниз. Уродство и величие. Красота и мерзость. И не оторваться. Что там бродило или набухало, как тесто в квашне, в молчаливой детской душе?
Бочаров погасил свет и увел мальчика спать. Утром на всякий случай сложил рисунок и убрал в карман.
– Не знаете, как найти доктора Бианкина? – спросил Бочаров у молодой нянечки, с трудом толкающей перед собой нагруженную доверху тележку с чистым бельём.
– Второй поворот налево, третья дверь направо, – машинально ответила женщина и погладила маленького спутника Бочарова по голове.
Аркадий вдруг ни с того ни с сего вспомнил, что при Доме ребёнка имелся детский сад. И что кое-кто из родителей устраивается туда на работу. Быть поближе.
Бочаров постучал в дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, приоткрыл дверь. Бианкин сидел за столом, вытянув губы дудкой, и заполнял истории болезни. Рядом на блюдце примостился одиноким сиротой заветренный бутерброд с варёной колбасой.
Бианкин оторвался от бумаг, удивлённо поднял на Аркадия уставшие глаза.
– Вот, – подтолкнул тот вперёд мальчика. – Вчера во дворе нашел. В песочнице. Бросили его.
– Другие в песочницах деньги находят, а ты… – пожурил Аркадия совсем даже и не удивившийся Бианкин. – А почему ко мне? Вызвал бы полицию.
– Если сразу к тебе, то, может, в вашем доме ребенка и оставят. «Счастливое детство» – лучший в городе. И уход хороший, и питание, и лечение.