– Мама, вы расскажете мне теперь всё остальное? – Я был уверен, что даже без практики она знает и умеет очень много. Может быть, мне удастся понять, какой мир мама мечтала создать, и воспроизвести его в своём. Как подарок, такое не сможет повторить никто. В голове уже проносились бесконечные цепочки расчётов, новых проектов.
– Конечно. Хотя не думаю, что тебе это понадобится… Ты хорошо справился, поздравляю.
– Да… – Мне в голову пришла сумасшедшая мысль, которую я поспешил озвучить: – Мама… Если я создал этот мир, что держу в руке, кто тогда создал нас?
Она тихо рассмеялась, обнимая меня за плечи:
– Я уверена, однажды ты найдёшь ответ. И поделишься им со мной, хорошо?
Наталия Смолина
Я ищу
1. Перец
– Добр-р-ро пожаловать на бор-р-рт, – рокотало из динамиков, словно с нами разговаривал горный обвал. Корабль дребезжал и трясся, и я изо всех сил цеплялся за койку, чтобы не оказаться на полу.
Авал смеялась, сверкая чёрными зубами, алые глаза горели, возвышалась монолитом, и ничто не могло заставить её потерять равновесие. Мощная, крепкая, как и все представители её расы, она словно срасталась с кораблём, разгоралась от двигателя-сердца, летела сквозь черноту, озаряя её светом. Даже в глубинах Космоса, вдали от родной планеты, она держалась фундаментально. Я невольно завидовал и вспоминал опустевший с моим отлётом дом – четыре тонкие стены, скрипучую лестницу, пустые рамки для фотографий… В нём было удобнее. Спокойнее. Привычнее.
– Человеки такие забавные! – грохотала Авал, и по трещинам-татуировкам каменной кожи тёк огонь. Авал лениво поводила плечами, бугры мышц перекатывались под тонкой футболкой, и я заворожёно следил за диким танцем чёрного и красного, забывал про то и дело подкатывающую тошноту, липкий страх, преследующий с самого решения сесть на корабль, растворялся в едва сдерживаемой дикой мощи.
– Куда до вас, – шептал я и чуть улыбался.
– Пахоэхоэ, – хмыкала Авал и садилась на койку рядом, сдвигала меня к стене. – Неудачный ты выбрал корабль: не для неженок этот перетёк. Но это хорошо: иначе бы мы не встретились. Давно хотела рассмотреть человеков поближе, – и принималась перестукивать под нос песенку, периодически легонько тыкая меня или щипая.
Я не злился, с таким же любопытством прикасался к её тёплой спине, осторожно, чтобы не поцарапаться или обжечься, водил пальцами вдоль позвоночника, по лысой голове с маленькими наростами, слушал заковыристые ругательства на чужом языке, когда подбрасывало особенно сильно, и наслаждался бесконечным теплом. Авал много говорила, щёлкала языком, когда не удавалось растормошить меня, и обнимала до синяков на боках. И горела – ярко, непрерывно и без ожидания отдачи. Как она.
– Вы бы подружились, – задумчиво потирал подбородок я. – Она любила смех и жизнь. Потому и улетела учиться на дипломата, чтобы царил мир во всём мире.
– Мир – это хорошо, пахоэхоэ, – утихала Авал и сердито хмурилась. – Мир тяжело дался нам. Каждый день на планете я чувствовала зов сородичей из ядра, врастала корнями. И вроде они рядом, но, знаешь, обнимать куда приятнее. Ты же тоже летишь обнять.
– Конечно, – бормотал я, чувствуя, как настроение медленно сворачивается в клубок.
На самом деле я не знал, чего хотел. Никогда. Жил на тихой планетке на задворках Вселенной, плыл по течению, наслаждаясь жизнью планктона. Стал бы клерком, возвращался домой поздно вечером лишь для того, чтобы лечь, встать с утра и вновь пойти на работу. А потом прилетела она. Ми-о. Светловолосая чудачка с детскими фенечками на запястьях. Громкая, непоседливая и отчаянно скучающая в нашей глуши. Я старался игнорировать её. Не поддаваться на провокации. Не слышать. Не верить. Забыть.
И через пятнадцать лет я плёлся по её испаряющемуся следу, сжимая в кулаке оставленный на память кулон-капельку.
– Обниму, если найду, – обещал я и хмурился, в очередной раз просчитывая дальнейшие действия. Затянутые туманом дальнейшие действия.
– Найдёшь, обязательно найдёшь, – проводила рукой по моей груди Авал. – Вселенная любит отчаянных. Я люблю отчаянных.
Она обжигала поцелуями, прикосновениями. Заглядывала в глаза и выжигала изнутри, поднимала на поверхность то, что я старался в себе не замечать. Перед кем я распрямлялся и старался выглядеть увереннее? Почему хотел, чтобы она забыла дурацкое прозвище?
– Я скучаю по дому и мирной жизни. Прусь к чертям под хвост через всю Вселенную, и даже не знаю, найду ли хоть когда-нибудь!