– Тише, тш-ш, – переливалась оттенками розового Эа, касалась носом щеки и неожиданно сильно впивалась пальцами в кожу, охала и теряла форму, в последний момент успевая вернуть себе человеческие очертания. – Мы все связаны нитями, тянущимися через Галактики, – шелестела Эа, – единые и неделимые, словно ваши Атланты. Ты тянешься в верном направлении, но маяк нужно обойти, иначе он ничем не отличается от скалы.
Я поднимал руку и осторожно, едва касаясь, водил пальцами по её щеке – лицо деформировалось, вгибалось, внутри пробегали цепочки разрядов. Странные ощущения: словно трогаешь сладкую вату, которая не липнет а, наоборот, отталкивается от кожи. Нет, не вату – на периферии сознания мелькали тени ассоциаций, вспыхивали искрами салюта и гасли прежде, чем я успевал рассмотреть. Голова гудела: способ связи эатян ломал меня, перегружал, словно современный антивирус древний Майкрософтский компьютер. Слишком много всего и сразу – запахов, чувств, образов. Всего того, к чему я долго предпочитал не иметь отношения.
Вселенная жила. С каждой новой иглой боли я чётче видел, как она дышала. Звенела, шуршала, пела и ворчала. То и дело рождалась новая жизнь и угасала старая, инопланетяне и люди мирились и ссорились, замирали на месте и шли вперёд. И я – все мы – плыли в бесконечном потоке.
– Не удивлюсь, если стану поэтом, – бормотал я и сдерживал улыбку.
– Пришли стихи, – перезванивала колокольчиками Эа и нежно дула на лоб. – К нам редко прилетают люди. Ещё реже они не забывают побаловать меня подарком.
– Ты часто помогаешь так?
– Нет. Кроме Ми-о, ты – четвёртый, кто смог увидеть жизнь. Вы слишком закрыты, чтобы не бояться шагнуть в ураган. Впрочем, другие Эа рассказывали, что и у них некоторые твёрдые смогли выйти за порог. – Я растворялся в её голосе. – Нет стен, кроме тех, что вы себе придумываете. Вы такие твёрдые, что, когда наши расы встретились впервые, мы испугались. А после расстроились: вы похожи на закованных в броню детей, которые кусают протянутую руку. Наша жизнь не в пример легче, но у вас куда больше возможностей. Мы не можем покинуть свою планету, иначе рассеемся, а у вас есть металлические крылья. Мы едины с Вселенной. Вы замыкаетесь в панцире. Но некоторые в прошлых жизнях были с Эа.
– Открылся, говоришь, – шептал я и закрывал глаза.
Эа тихо позвякивала, журчала и невесомо обнимала меня. Иглы утихали. Я чувствовал себя моложе, энергичнее, все тревоги растворялись в черноте Вселенной. Да, я изменился. Полётом за полётом, словом за слово. Незаметно, неосознанно – изменился. Ми-о показала, как может быть, и однажды это знание открылось для меня в полной мере. И я искал. Возможность, идеал – себя.
– Знаешь, во Вселенной много тех, кто в прошлой жизни звенел на Эа. Пусть сейчас они кажутся полными противоположностями, но теперь я понимаю. Вселенная любит отчаянных. Тех, кто светит, кто не врастает.
Эа зачарованно слушала и кивала. По её телу пробегали золотые искры, которые щекотали меня, заставляли дурачиться и пытаться их поймать. Мы становились воздушней, добрее. Исчезали ограничения, и жизнь представала передо мной во всей красе.
– Почему раньше я этого не понимал? – риторически вопрошал я Вселенную, и та в ответ философски пожимала плечами. – Почему порой доходит так трудно?
– Всё в своё время. Лишь бы не проспать, – фыркала всплеском Эа.
– Я всё ещё хочу с ней встретиться. Поблагодарить.
Я закрыл глаза и «потёк», легко, струящееся. Мимо огненных сверхзвёзд и коричневых карликов, беспросветной черноты и ярких солнц. И она откликнулась.
– Встречай её.
5. Незабудка
– Влад, это, правда, ты?!
Ми-о махала рукой и громко смеялась. Вокруг неё постепенно образовывалась зона отчуждения, и я усмехался: как всегда, слишком много энергии. Волосы торчали в стороны, фенечки стукались друг о друга и негромко звенели. Я подошёл к ней, и мы крепко обнялись. Я скучал. Я скучал и буду скучать, но…
– Как хорошо, что ты до меня докричался: успела билет на более позднее время взять. Только представь: что работа, что командировки, нигде ни посидеть нормально не могу, ни отдохнуть. Вечно в движении. Не то чтобы я жаловалась, всегда так хотела, но мои скучают. Смеются, что у них мама бывает в доме реже, чем президент, не жалуются – а я всё мечтаю взять нормальный отпуск, их в охапку – и чтобы не думать.
Ми-о щебетала, не давая мне и рта раскрыть. Так знакомо – и я улыбался, наслаждался переполняющими ощущениями счастья и лёгкости. На нас оглядывались, пока мы шли в кафе при космодроме, косились со всех сторон, какие-то дети тыкали пальцами – а мне хотелось захохотать в голос и обнять их всех, крепко, чтобы дурость повылетала из голов, пригласить с собой на корабль и лететь, лететь в неведомые дали. Ми-о звенела браслетами, я размахивал руками, и скучному миру не удавалось захватить нас.