Он хочет, чтобы Штефан незаметно – как он это очень хорошо умеет делать – следил за ним. Выслеживал как убийца. Находил хорошие места для стрельбы и удачные моменты для выстрела. Но вместо ружья у Штефана должен быть фотоаппарат. Франц дает Штефану три месяца времени. После этого забирает сто своих фотографий и доплачивает остаток денег. Главное, чтобы ни Франциск, ни кто другой его никогда не заметили. Услыхав про размеры гонорара, Штефан охотно согласился, не беспокоясь о том, что вообще не знал даже, как выглядит фотоаппарат.
Между прочим, благодаря этой Штефановой безответственности много людей были живы. Штефан – как это свойственно украинцам – постоянно брал на себя обязательств больше, чем мог выполнить. Поэтому выполнения некоторых заказов приходилось ждать годами, а иные просто забывались. Но теперь Штефан понимал, что с Францом медлить не следует. Ему говорили, что Франц знает те восемнадцать слов, от которых дрожит ружье, а цель сама приходит, плача, и становится так, чтобы в нее попасть прямо из окна.
Франц показал, как обращаться с фотоаппаратом, и ушел. Штефан быстренько намазал кровью со стены все ружье. Знал, что это страшный грех, и он будет принадлежать Иуде, но делал так всегда, чтобы винтовка никогда не подвела. Особенно после того, как закипит кровью.
10. Каждый день Франц брал Себастьяна на прогулки по Яливцу. Морозы были сильные, и катки не подтаивали даже в солнечные дни. Наконец-то Францу было с кем поговорить – оказалось, что Себастьян как настоящий стрелок умел видеть так же много, как и он. Казалось, могли бы быть какие-то бесконечные важные беседы, ибо проблема Центральной Европы – стилистическая, но нет – несколько слов, указание на увиденное.
Когда они заходили в какие-нибудь бары, то пили джин, разбавленный кипятком, а запивали только свежим соком, сделанным из подмерзлых яблок, оставленных осенью на деревьях и только что сорванных из-под снега.
Порой ходили к месту, где погибла самая первая Анна, и Франц рисовал на снегу схемы каждый раз других версий семейной истории. Есть вещи важнее, чем судьба, – говорил он. Может быть, культура. А культура – это род, сознательное пребывание в нем. Франциск попросил проследить, чтобы дети Себастьяна и Анны обязательно побывали на этом месте. И еще там, где Франц встретил Себастьяна (он чуть не добавил сюда буковый лес с неуничтоженным фильмом, но своевременно удержался, потому что, в конце концов, не так много знал о Непростых), а другие места будут появляться со временем. Ведь время – это экспансия рода в географию.
11. Были дни, когда Себастьян брал с собой африканскую винтовку. На особенно трудных склонах на нее хорошо опираться. В один из таких дней они говорили про свои мечты. Ничего удивительного, что Францева мечта оказалась более сложной.
Себастьян мечтал быть старым, жить на маленьком островке-скале в теплом море, целый год ходить в одних парусиновых штанах, но ходить немного, преимущественно сидеть на каменной лавочке возле белого пустого домика, целый день пить красное вино и есть сухой козий сыр, и смотреть на несколько кустиков томатов, а не на море, в котором купался бы по ночам, пока пахнут матиолы.
Франциск же мечтал о женщине с несколькими парами грудей.
Вдруг Себастьян согнулся, толкнул Франца головой в живот, Франц покатился с холма, а Себастьян перевернулся на земле через плечо и, лежа на спине, выстрелил из забитой снегом винтовки. На далеком холме что-то дзенькнуло. Немного полежав, они пошли туда и нашли простреленного Штефана с разбитым фотоаппаратом.
Себастьян принял блеск объектива за отсвет оптического прицела. Штефан проворонил главное: чтобы тебя никто не заметил, – сказал Франциск. А за провороненное надо уметь отвечать.
То уже другое дело, что Франциск так и остался без фотографий к энциклопедии. К счастью, редукция все еще интересовала его.
12. После этого случая Анна захотела научиться снайперству.
13. Сначала надо полюбить свое тело, сказал Себастьян.
И местность, где все происходит.
Ибо тело – врата мозга.
Если хочешь думать правильно и быстро, врата должны быть всегда открыты.
Чтобы мысли могли выходить и входить свободно.
Мысли – это лишь то, что профильтровывается из местности сквозь тело и через тело вытекает.
Раскованность донорно-акцепторных связей.
Лежать в воде и не слушать ее запах.
Смотреть под траву и не чувствовать ее вкуса.
Чувствовать взглядом вкус того, что ощущаешь прикосновением.
Врата открываются лишь тогда, когда их любишь.
Откройся, ты же всегда так хорошо открываешься.
Ногтями можно царапать, но можно удерживаться.
Продолжай взгляд, удержи взгляд, выдержи взгляд.
Перенесения желания тела быть там, куда не дотянешься, на винтовку.
Если полюбишь местность, она будет расползанием твоего тела.
Стреляешь не ты, а рельеф.
Думает не голова, а тело.
Долетает не пуля, а мысль.
Каждая мысль – это желание, которое сумело войти и выйти через врата.
Что можешь сделать сама, делай без никого.
Говори то, что подумалось, а думай так, как в этот миг почувствовала.
Плачь от нежности, потому что иначе никогда не будешь такой сильной.