НепрОстые

Впереди я вижу ту гряду гор, которыми начинается официальная Гуцульщина. За этой грядой при хорошей погоде видно живописные холмы, которыми заканчивается предгорье, и высокую гору, где когда-то, очень давно, было гигантское языческое капище и заканчивалась старая дорога, по которой приезжали купцы из дальней Европы за кремнем. Потому что справа, там, где мост и остатки окопов, – только вход в Горганы. Начало того каменистого неровного леса, который выходит другой стороной уже на Мукачево. Где-то с самого края этого леса еще двадцать лет тому назад вылетали истребители, охранявшие одну из тех секретных баз, где находились те стратегические ракеты, о которых знали только их владельцы и аналитики потенциального противника. Вот как раз на эту базу по путям за городом ездили странные поезда, замаскированные под пассажирские, с плотными шторами на всех окнах.

Еще я вижу купол старинной церкви, входившей даже во все реестры памятников архитектуры, фрагмент кладбища, крыши нескольких трех-четырехэтажных деревянных вилл в закопанском стиле. Все это – остатки того городка, который перестал существовать во время второй из мировых войн. Больше всего уцелели после той войны тропки, которые я тоже вижу. По этим тропкам проходили те, кто находился в лесу, и те, кто делал облавы на о находившихся в лесу. Глядя на эти тропки, можно точно знать, как по ним ходили эти разные люди. Кроме того, были еще и другие, которые, несмотря на всякие истории, шли к соляным колодцам, которые так близко в одном из оврагов, что их даже невозможно увидеть.

Конечно, прежде всего я вижу деревья. Очень много разных деревьев, незаметно изменяющих видение. Из-за них так сильно отличается фон на снимках нескольких десятилетий. Конечно, прежде всего я вижу траву, неизменно вырастающую на всех фрагментах свободной земли, на которой происходило все то, что я не могу не видеть, когда сажусь на ступеньки попить кофе. Иногда я даже не могу его спокойно допить, потому что трава ничего не скрывает.

10.

Когда-то давно я уже пытался что-то рассказать о своем ощущении этого человека, описывая, каким образом узнал о его смерти, – это полностью отвечало тому, как он жил, как писал, что писал, наконец, как умер.

Постепенно я узнал о нем еще больше – рассматривал снимки, читал его книги и книги о нем, слушал рассказы разных людей про него, побывал в городах, куда когда-то попадал он. Мне присылали письма на открытках с его портретом. Один его роман я сумел так сильно полюбить, что до сих пор считаю книгой для меня.

Сейчас попытаюсь рассказать об этом человеке несколько иным образом.

Не хотелось бы этого делать, но должен назвать нескольких персонажей. Ю. – мой брат, у него годовалый сын Т., Л. – жена Ю. и мама Т., М. и Б. – мои сыновья, им обоим недавно исполнилось по десять лет. Этого достаточно.

Было воскресенье, был сентябрь (когда я допишу то, что сейчас пишу, можно будет сказать – теперь воскресенье, теперь сентябрь, потому что они действительно тогда будут). Прошло несколько дней, а я уже мало что с того дня помню. Пройдет еще несколько недель, и я забуду даже то, что сейчас написал. Но смогу к этому вернуться и даже вспомнить больше, чем написано.