Смахивает на то, что Тритон и Посейдон руководствовались скорее суевериями, чем здравым смыслом, создавая свой закон сотни лет назад, принудив затем своих подданных к подчинению ему страхом, а не убеждениями. Гром же совсем другой, и Гален это знает. Он лишен предрассудков, используя то, что люди называют «прогрессивным подходом». И у Галена есть подозрения, что и Антонис такой же, раз он столь охотно принял внучку-полукровку.
Но закон и так находится на грани, благодаря признанию Эммы монархами. Соблюдение всех остальных аспектов закона сейчас важно как никогда, если королевские семьи хотят вернуть доверие обоих королевств. Доверие Архивов. Общин. Бывших «Верных» — прихвостней-последователей Джагена.
Недоверию нет места, если они стремятся объединить королевства.
Гален знает, что придет время, когда люди их обнаружат. Гром об этом тоже знает. И когда это случится, у Сирен будет больше шансов выжить, если они будут действовать сообща. Больше никаких безмолвных войн. Больше никаких восстаний теми, кто будет бросать слова на ветер и не следовать своим обещаниям. Если и есть время, когда они не могут позволить себе раздор, то именно сейчас.
Звук босых ног Эммы, ступающих по листьям, отвлекает Галена от его мыслей. Кажется, что с каждым её шагом кровь нагревается и течет свободнее. Напряжение покидает его, и все эти проблемы королевств поглощаются воздухом, чтобы выпасть на него дождем уже в другой раз. Потому что прямо сейчас у него есть Эмма.
Он думает о том, что она сказала в машине. Об их «уговоре». Она подождет меня, если я подожду ее. Но есть ли еще причина ждать? Он мотает головой.
Гален не сдерживает улыбки, когда звук ее шагов обрывается спотыканием и оханьем. Эмма на земле и вполовину не так грациозна, как в воде. Пожалуй, стоит ей об этом намекнуть — насколько ближе ей вода, чем суша. Насколько проще жить в океанах, чем выходить на берег и строить отношения с людьми, которые все равно умрут и....
— Ого, ты только посмотри на эти тучи, — восклицает она, с плеском заходя в воду. Затем ее тонкие пальцы переплетаются с его, и остаток его тревоги уносится прочь вместе с усиливающимся ветром. — Мы будем в безопасности в воде?
Он быстро чмокает ее в кончик носа — единственное безобидное место для его губ сейчас. Не давая ей времени надуться, он тянет ее в воду. К его облегчению — и разочарованию — она надела сдельный купальник и подходящие к нему шорты. — Все будет в порядке.
— Сможешь обогнать вплавь молнию? — половина ее фразы звучит на поверхности, половина под водой. Она хихикает, когда ее голос искажается на мгновение.
— Не буду хвастать, что могу обогнать молнию, — замечает он, утягивая ее все глубже и глубже. — Но и не буду отрицать, что не смогу. —
На долю секунды, завитки волос Эммы переплетаются с завитками последних лучей солнечного света, щекочущего поверхность источника, и вдруг она оказывается окутана ореолом золотого тепла. Гален пытается вспомнить, как дышать. Если бы он знал, что родниковая вода может быть такой сияющей, он нашел бы ее раньше.
— Что? — удивляется она. — Что-то позади меня?
— Теперь я понимаю, почему люди повсюду таскают с собой камеры. Никогда не знаешь, когда к тебе подкрадется совершенство и явит себя миру.
Она подплывает ближе к нему, но он держит ее на расстоянии вытянутой руки от себя. Отворачиваясь, он надеется перенаправить её внимание от того, что, как он знает, будет воспринято ею как отказ, и сфокусировать его на том, что под ними. — Там внизу вход в пещеру. Ты его видишь?
Эмма кивает. — Как думаешь, там безопасно?
Гален смеется. — С каких это пор ты стала беспокоиться о своей безопасности?
— Ой, молчи уже, — ворчит она, когда они направляются ко входу.
Но все же, он жестом показывает ей держаться за его спиной. — Если там внизу и есть что-нибудь, то пусть оно сперва попробует на вкус меня, пока ты будешь уплывать прочь, рыбка-ангел.
— Это не тебе решать.
Гален останавливается — Эмме требуется время, чтобы ее глаза приспособились к темноте на глубине, ведь когда они попадут в пещеру, даже мерцание молний на поверхности не сможет к ним пробиться. — Привыкла? — спрашивает он спустя какое-то время.
Вместо ответа Эмма устремляется вперед. Он притягивает ее к себе — ближе разумного предела, но не так близко, как ему бы хотелось. Такое чувство, будто тепло ее тела перескочило к нему, несмотря на холодную воду и его толстую кожу. И с каких это пор тепло вызывает у него мурашки? — Ладно, —выпаливает он, больше раздраженный самим собой, чем Эммой. — Мы поплывем вместе. Но клянусь трезубцем Тритона, если ты попытаешься вырваться вперед...