Нептунова Арфа

- Жестянки из-под пива, тоника, швепса, кока-колы - они были в свое время настоящим экологическим бедствием. Захламленные пляжи, да и не только пляжи - все те места, куда можно было выбраться на уик-энд. И вот лет семьдесят назад кому-то пришла в голову ослепительная идея. Он подсчитал, что триста шестьдесят таких банок удерживают на плаву человека. И родилась игра - ежегодная регата и парад. Из банок стали делать лодки, плоты, катера, яхты - словом, все, что способно держаться на плаву. Из банок нужно было делать все, кроме двигателя и паруса. Причем призы присуждались не только за скорость, но и за оригинальность конструкции, богатство фантазии, красочность внешнего вида. Так что вы думаете? Ни одной банки в округе было не сыскать днем с огнем. И сейчас так по всей Австралии, потому что жестяная регата стала уже развлечением национальным. Вот то, о чем я думаю. Никакая, самая лучшая, самая умная агитация, никакие репрессивные меры не смогли бы дать такого результата. Пока вывешивались плакаты, на них не обращали внимания. Платили штрафы, но хламу не убавлялось. Придумали игру - и вот результат.

- Однако игра - не панацея, Орсон.

- Конечно. Но хорошая стратегия.

- А почему в «Пепле планеты» вы ни полслова не проронили об этом?

Значит, Захаров прочел его книгу. Приятно! Она родилась из серии радиоочерков о террациде, но потом переросла этот исходный материал. Это был репортаж с театра военных действий, которые вел человек против собственной планеты. В Амазонии и Центральной Африке каждый год сводились тысячи квадратных километров леса, - и пепел этих лесов должен был стучать в каждое человеческое сердце. Потравленная сточными водами завода синтетических жиров рыба всплыла кверху брюхом в маленькой баварской речушке - и ее пепел тоже должен был стучать в сердца людей. Разливалась по океанским волнам нефть, умирал в вольере Джерсийского треста последний горный орел - и неосязаемый пепел уничтоженной жизни должен был, обязан был колотиться в людские сердца. Если верить прессе, книга получилась. А на самом деле… Кто знает? Янг подарил ее Захарову при прошлой встрече - в сорок третьем, на очередном Тихоокеанском конгрессе. Подарил скорее в знак симпатии, которую вызывал у него этот высокий, грузный, на первый взгляд медлительный старик. Но, оказывается, он прочел. И внимательно…

- В «Пепле» я писал о другом. А об этом пишу сейчас. У меня договор с «Бертон Букс». Она так и называется - «Играть, чтобы жить».

- И все-таки почему вы непременно хотели сами брать Душмана? Это ведь совсем не игра?

Как-то незаметно Янг и Захаров вроде бы поменялись ролями - трудно было сказать, кто кого интервьюирует.

- Потому что пепел стучит в мое сердце, Мэтью, Простите громкие слова, редко я стараюсь ими пользоваться - слишком хорошо знаю скорость их обесценивания, но… Я был в доме у одного деятеля. Крупного деятеля. У него роскошная вилла - этакое ретро в стиле Луиса Кана. И в холле - голова Морского Змея. Я было подумал, муляж. Даже похвалил, дурак. А его так и передернуло: в доме все только подлинное. Вот так-то… - Янг помолчал, гася с прежней силой вспыхнувшую злость. Он плеснул себе минеральной (она была еще холодной), выпил, потом добавил уже совсем другим тоном: - Ну и, конечно же, чисто профессиональное - мы ведь, журналисты, такой народ, нам подавай что погорячее. Если я не буду оперативно давать очерки о погибшем патрульном, об арестованном браконьере, да не каком-нибудь, а самом Душмане, - кто ж мне платить будет? А ведь есть надо. Я, грешник, люблю хорошо поесть…

Захаров внимательно посмотрел на Янга, улыбнулся:

- А пожалуй, Орсон, из вас вышел бы неплохой моряк.

- Вряд ли, - пожал плечами Янг. - Яхтсмен из меня, может, и ничего, рифкомбер в самом деле приличный, а моряк… Просто я люблю море. Оно - полигон надежды. На море мы уже научились жить так, как подобает человеку, - с тех пор, как перестали считать океан театром военных действий и неисчерпаемой кладовой. Где больше всего международных работ, проектов, организаций? На море. Где, случись с тобой что, на помощь придет любой? Опять же на море. Здесь мы все просто люди, а потом уже австралийцы, русские, японцы, американцы… Здесь мы больше всего ощущаем себ человечеством - то, чему на суше нам еще учиться и учиться. Море - это модель нашего завтра. Тень грядущего. И потому его нельзя не любить. Но стать моряком… Это вряд ли. И вдобавок - невезучий я.

- Невезучий? - Захаров недоуменно поиграл бровями.

- А то как же! Вечно умудряюсь поставить не на ту лошадь. Сами посудите, Мэтью, куда это годится: я думал, «Ханс Хасс» будет обеспечивать операцию до конца, выбил из своей фирмы кредит на спецрейс - гнать сюда самолет из Каракаса влетело в кругленькую сумму, поверьте…

- Представляю.

- И что же? «Хасс» уходит на Факарао в тот самый момент, когда ваш батиандр…

- Не мой, он не из Патруля. Он участник «Абиссали-45».