Непубличный аспект кризиса демократии

Если целью существования человечества остается получение прибыли (то есть оно продолжает существовать в рамках рыночной парадигмы и доминанты поведения), главная задача, которая объективно стоит перед ним, заключается в физическом истреблении собственной нерентабельной части.

Побочными, вспомогательными задачами является поддержание если не довольства, то хотя бы покорности уничтожаемых, а также (что не менее важно) видимости гуманизма этого процесса, чтобы непосредственно осуществляющие его менеджеры не чувствовали себя людоедами. Насколько можно судить, способом решения второй задачи как раз и является “экспорт демократии”, позволяющий возлагать на сами уничтожаемые общества ответственность (в том числе и в их собственных глазах) за все, что творят с ними глобальные корпорации и управляющие системы.

В настоящее время, насколько можно судить, никто в управляющих системах развитых стран (и тем более в глобальных управляющих системах) не намерен отказываться от наживы как смысла существования (как человечества, так и своего собственного) — и, соответственно, стихийно решается именно эта проблема.

В разных регионах Земли в зависимости от культурных доминант сложившихся там обществ сформировались три базовые модели ее решения.

Население Африки (по этому же пути движется “Большой Ближний Восток”) удерживается в нищете, социальном хаосе и истребляется болезнями (начиная со СПИДа): это путь “биологической утилизации”[5]. Его суть заключается в снижении уровня индивидуального потребления до незначительного для глобальных корпораций уровня, во многом компенсируемого за счет нелегальной коммерческой деятельности (нерегулируемых торговли оружием[6] и добычи природных ресурсов, наркоторговли, а также использования бандитов — например, сомалийских пиратов и нигерийских повстанцев — для корректировок глобальных процессов при помощи кризисов).

Второй путь решения описанной выше задачи — социальная утилизация: бывший “средний класс” превращается в “людей трущоб”, поведение которых описывается уже не столько социальными, сколько биологическими закономерностями. Это реалии Латинской Америки и, в меньшей степени, Восточной Европы, включая Россию и другие страны СНГ.

В обоих случаях потребление утилизируемого населения сводится на столь низкий уровень, что глобальные монополии не ощущают это потребление как значимый убыток или упущенную прибыль. В то же время слабость инфраструктуры (в том числе социальной) делает положение населения соответствующих регионов крайне уязвимым, и его резкое сокращение может пройти незамеченным общественностью развитого мира[7].

Наиболее остро задача утилизации внезапно ставшего убыточным “среднего класса” стоит в развитых странах, где эта категория населения наиболее многочисленна и обеспечена, а значит, ставшие неоправданными для глобальных монополий расходы на него являются максимальными.

Развитая часть Европы, как обычно, решает вставшую перед ней историческую задачу наиболее комфортным способом; в данном случае это развитие наркомании.

Первым значимым шагом на этом пути, насколько можно судить, стало исступленная поддержка европейскими государствами (а отнюдь не только одними США) независимости Косово[8], что де-факто означало придание государственного статуса наркоторговцам (да и в целом наиболее жестокой в Европе этнической организованной преступности).

Практически одновременное вхождение Швейцарии в Шенгенскую зону и всенародно одобренное там с 1 января 2009 года разрешение врачам выписывать героин уже через 5–7 лет неминуемо превратят ее в крупнейший наркотический центр. Это ни в коем случае не умаляет заслуженно ставшую легендарной честность швейцарских врачей: человеческие силы ограничены, и эти врачи в целом, как профессиональное сообщество, не имеют возможности сохранить эту честность, будучи поставленными под удар всей европейской наркомафии (да еще такой жестокой, как косоварская).