Непуганое поколение

Не прошло и получаса, как они уже были у ворот лесопилки, где располагался цех по производству гробов. Предусмотрительный Дубравин запасся меркой, снятой с покойного. И они тут же из имеющегося ассортимента подобрали Гере симпатичный отполированный гроб.

А вот дальше начались напряги. В справочной аэропорта он выяснил, что покойников можно перевозить по воздуху только в цинковом гробу. А этот цинковый гроб должен быть в деревянном ящике. Но естественно, никаких таких вещей нигде не продавалось. Все надо было изготовить на месте, в городе. А в городе как раз нерабочие дни – суббота…

И началось. Сначала они метнулись на своем катафалке на один из крупных заводов, чтобы изготовить цинковый ящик. Увы и ах! Начальник цеха, случайно оказавшийся на месте, только развел руками:

– Никого из рабочих сегодня нет!

Он же и присоветовал:

– Здесь есть небольшие мастерские металлоремонта. Может, кто-нибудь из мастеров и возьмется.

И вот уже их катафалк летит вихрем по окраине города к какому-то мастеру-узбеку дяде Юсупу. Дядя Юсуп, толстый, волосатый, с обожженными канифолью пальцами, в фартуке, мужик не промах. Он берется сделать такой цинковый гроб. Но поскольку работа сверхсрочная, то и денег за нее он хочет немерено – аж сто рублей. У Дубравина в зобу дыханье сперло, когда он услыхал такую невиданную цифру: «Это две месячные зарплаты отца!». Но делать нечего. Пришлось пообещать.

В общем, они вертелись в катафалке по городу как белки в колесе. А проблем было несть числа. Отвезли гроб в морг. И тут забастовали рабочие, изготавливающие деревянный ящик для перевозки. Им показалось, что тридцать рублей, которые они запросили за свой труд, такая сумма, которую в нормальном уме и трезвой памяти никто им не заплатит. На самом деле так оно и было. Такому ящику красная цена – восемь рублей. Работяги не нашли ничего лучшего, как просто сесть у пилорамы и начать длинный полнодневный перекур. Дубравину в своем парадном мундире пришлось дать задаток и проявить трудовой порыв, для примера самому стать к пилораме. Иначе как объяснить «шакалам», что делать надо срочно?

Потом он помчался в аэропорт уговаривать военного коменданта помочь им с билетом. Комендант бумажку выписал. Но в кассу стояла гигантская очередь. И взмыленный Дубравин вынужден был просить народ «Христа ради» пропустить его. Кстати, он был очень удивлен, когда толпа, до сей минуты яростно воевавшая за место под солнцем, после его рассказа о миссии тихо расступилась и пропустила его к заветному окошку. А кассирша молча выписала два билета.

До отлета самолета оставался всего час с небольшим, а они все еще крутились со своими ящиками в маленькой, плохо освещенной мастерской дяди Юсупа. Мало того, жестянщик Юсуп, когда увидел женщину и понял, какой она национальности, захотел сорвать еще кусок.

– Когда я называл цена сто руб, – пыхтя, объявил он ультиматум, – то я думал, что будет вози бедный солдат. А это богат еврейка. Для нее другая цена. Сто тридцать пять руб…

Дубравин в отчаянии так и сел на пахнущий деревом, новенький, оструганный ящик. Все траты и так казались ему гигантскими. Но Амалия Иосифовна все поняла с полуслова. И кивнула головой – пусть будет сто тридцать пять.

Они втроем – рядом с Дубравиным был водитель катафалка – выгрузили гроб с Герой. Берестецкая попрощалась с ним. Положила на грудь своего кудрявого мальчика цветочек. И тихо кивнула головой:

– Закрывайте!

Они надвинули крышку и принялись быстро заколачивать гвоздями. У Дубравина перед глазами все еще стояло девичье лицо подростка и уже начавшие синеть ноздри – первые признаки смерти. Когда наступил самый страшный момент – надо было вставить деревянный гроб в цинковый и запаять – обнаружилось, что гроб не входит в ящик. Не лезет. В ужасе они не знали, что делать. Тогда Юсуп тихо сказал Дубравину:

– Тебе надо залезать на крышка и прижимать!

Дубравин в панике покосился на Берестецкую, которая в своем черном платье тихо сидела на стуле с отрешенным видом. Страшное дело. Ему показалось, что за эти дни она постарела сразу на много лет. Он шепнул Юсупу:

– Может, ей лучше выйти на это время?

И вот в этот, самый трагический, на его взгляд, момент в мастерскую влетает какой-то алкоголик. Вечереет. И он, видимо, ищет место для ночлега. Пошатываясь и икая, взлохмаченный алкаш, заплетаясь языком, начинает качать права. Брызгая слюнями, он кричит:

– Хто это тут? Шо вы делаете? Я здеся сплю! Уходите!

Дубравин берет его аккуратно за шиворот и тащит к двери. Тот упирается и выворачивается, проклиная его. Но, как говорится, сила солому ломит. Через мгновение он уже оказался за дверьми, а Дубравин аккуратно прикрывает их и закладывает доской.

От трагического до смешного один шаг.

– Господи, прости! – шепчет он и залезает на цинковую крышку. Гроб поддается, оседает. Пахнет канифолью. Юсуп запаивает этот край цинкового ящика.

До отлета самолета остается совсем чуть-чуть. А им еще надо доехать до аэропорта. Сдать ящик в багаж. Зарегистрироваться на рейс.