Непуганое поколение

На самом деле он действительно эти два дня обдумывал ситуацию. И странное чувство теперь, после армейской службы, владело им. Он понимал, что после этих двух лет жизни на одном месте, фактически взаперти, главное, чего ему хочется, – свободы. Чтоб можно было свободно перемещаться в пространстве, видеть какие-то новые места, края, а может быть, и страны. Еще одним важным пунктом было то, что ему не хотелось отвечать за разгильдяев. «Наелся досыта! – думал он. – Чуть что во взводе – старшина виноват. На губе кто подрался, сбежал, а ты куда смотрел? Зачем мне это надо? Власти я не хочу. Деньги? Тогда майор Берестецкая предлагала мне помощь в поступлении в торговый институт в Москве, через подруг. Я отказался. Душа не лежит. Оторвался я уже от армии». В конце концов он сформулировал для себя: «В армии не оставаться. С этой страницей жизни покончено. Ехать надо к Галинке. В Усть-Каменогорск. Разобраться до конца. Что и как. Поставить точки над «i». Потом в Алма-Ату. Учиться. Либо на исторический, либо на журналистику».

Историю он страстно любил со школы. А журналистика… Он бережно собирал свои публикации еще с того времени, когда работал на домостроительном комбинате. Пару заметок написал и в армии. В дивизионной газете «Страж Отчизны». Он слыхал, что на журналистику требуются печатные работы. А это значит, что после двух лет службы он пойдет не как школьник по общему конкурсу, а как стажник по отдельному. Плюс к этому творческий конкурс. Так что шансы были неплохие.

Но может, самым главным во всех этих рассуждениях были даже не эти преимущества при поступлении. И даже не его явная склонность к писанию, которая проявляла себя то в стихах, то в письмах, а то и в заметках, напечатанных в газете. Главным было то ощущение несправедливости устройства окружающего мира, которое он остро чувствовал. Бороться с нею, изменить мир было невозможно, если у тебя нет какого-то оружия в руках. В таком случае ты превращался в рядового жалобщика, которые тысячами обивают пороги разных учреждений и начальников. Его внутренний настрой к окружающему миру был именно такой, критический. А журналистика давала выход этому настрою. Давала возможность, как он думал, хоть что-то изменить во всем этом бардаке. С такими мыслями в голове, с таким настроем он и шел к своему дембелю.

Через два дня он, как и договорились, доложил свое решение Скатову.

– Ну что ж, в запас так в запас, – вздохнул тот, подписывая бумаги, лежащие на полированном столе. – Жаль. Армии хорошие люди нужны. Но ты и на гражданке не пропадешь.

Через два дня старшина Дубравин получил обходной лист.

Не было ни оркестра, ни цветов, когда он, попрощавшись с ребятами во взводе, молча толкнул калитку КПП и вышел на улицу с дембельским чемоданчиком в руках.

XVI

Белый-белый заснеженный лес резала такая же заснеженная дорога. Дорога неширокая, нехоженая. Скорее даже не дорога, а этакая тропа, которую изредка, раз в сто лет, использовали как дорогу.

Десять минут тому назад пятеро тепло, но разношерстно одетых мужиков проходили здесь, ступая след в след за егерем. И поставили его – Вовулю Озерова – у поворота на номер. Холодно. Он стоит молча, стараясь не шевелиться. Потому что егерь Владимир Иванович, небольшой, но жилистый мужичок, говорливый, готовый без конца рассказывать о жизни в лесу и жизни леса и даже ухитряющийся рассуждать об общественной жизни вообще, глядя на нее своим особенным взглядом лесного человека, сказал ему:

– Ну, тезка, смотри в оба. И не шевелись. Зверь – он видит и различает хорошо то, что движется. Поэтому задача охотника – притаиться, чтоб не услышал он тебя. И не шевелиться, чтобы не увидел. Вот твое место. Стой и гляди.

«Просто сказать. А попробуй тут в лесу постоять на морозе хоть полчаса. Околеешь небось». Володя вытоптал белыми валенками площадочку прямо перед указанным ему деревом и прислонился к мерзлому стволу, обняв ружье, прижав его холодную сталь к своей фуфайке. Бр-р!

Медленно бегут минуты в ожидании зверя. Это пока Владимир Иванович расставит всех пятерых на номера в цепь. Пока сам с собакой выйдет на загон. Околеешь тут, подтягивая варежки и чутко прислушиваясь к нереальной, неземной тишине леса…

Это отец сбил его на охоту. Заметил интерес к природе. И стал смущать: «Что ты, Володька, все бабочек да жучков разглядываешь? Книжками Даррелла всю комнату завалил. Займись настоящим мужским делом. Вот уж я зимой в заказник к другу своему поеду. Давай и ты со мной. Взрослый уж чай! Студент, будущий биолог. Пора!».

Оно и вправду сказать, все интересно ему в лесу. С детства он наблюдал за животными, знал повадки многих из них. В доме у них постоянно жили собаки, черепахи, ежи, вороны, которых больными он приносил для лечения. Но особенно любил он наблюдать за жизнью зверьков на свободе: в лесу, в поле, в горах. Как-то обнаружил место, где ловила мышей лиса, а потом неделю ходил смотреть на ее проделки.