Непутевая

— Не перестану. Я объясняю тебе, чем все это может кончиться. Обрисовываю развитие наших отношений, чтобы оно не оказалось для тебя сюрпризом, если все обернется не так, как ты запрограммировала.

Мы стояли над кучей ледяных осколков и гневно смотрели друг другу в глаза. Я вся дрожала.

— Господи, — сказала я, истощив весь запас ярости, — я окоченела. Пойдем, я объясню, зачем он приходил.

Мы сели у плиты: Эдди, я и Лаверна.

— Сначала я объясню, что случилось, — сухо начала Эдди. — Мы пришли в офис и увидели, что окно разбито, замок сломан, а мебель, стены — все измазано красной краской. Литература порвана в клочья, многое уже сожгли в ведре, на полу валяется пепел, а на одной стене надпись: «Аборт — это убийство! Убирайтесь, сучки!»

— Бог мой, — простонала я. — Наверное, мы ошиблись.

— Мы? Чего можно ожидать от этих фашистов? — Я не стала напоминать, что эти «фашисты» и есть надежда левых радикалов.

— Прочти.

Детским, почти неразборчивым почерком на куске украшенной цветочками розовой бумаги было написано: «Дорогие соевые бабы! Если вы хотите, как все нормальные люди, создать в нашем городе семьи, ходить в нашу церковь и посылать в нашу школу детей — добро пожаловать в Старкс-Бог! Но если вы хотите разрушить Семью и бросить вызов Богу, мы не позволим развращать наших детей. Это только предупреждение. Искренне ваши, обеспокоенные граждане».

— По-моему, это слишком, — пробормотала я.

— Понимаешь теперь, почему я так рассвирепела, увидев здесь эту свинью? Прости, Джинни.

— Ничего. Все в порядке.

— Так что этот паразит здесь делал?

— Ты не поверишь, но он приезжал извиниться. Без шуток. И еще — продать нам пожизненный страховой полис.

— О нет! — простонала Лаверна.

— Ты не купила его?

— Нет. Мы только обсуждали эту возможность.

— Пожизненная страховка! — поморщилась Эдди. — Как по-буржуйски!

— Отлично. Продолжай. Но что будет с фермой Свободы и с тобой, если я умру?

— Умрем вместе с тобой, — засмеялась Эдди. — Я-то уж точно брошусь в твой погребальный костер.

— Нет, правда?

— Что-нибудь придумаем, Джинни. Не думай, что ты незаменима.

— Примерно через семьдесят лет я верну все свои деньги, — задумчиво проговорила я. Лаверна и Эдди упали от смеха со стульев.

Наконец Эдди успокоилась и серьезно сказала:

— Нам не придется покупать полис.

Я пожала плечами.

— Что ж, но, по-моему, ему нужно об этом сказать. Он — страховой агент.

— Нет. Он не страховой агент.

— О чем ты?

— Ты когда-нибудь слышала о пожизненном страховании женщины в пользу женщины?

— Но мы же свободные женщины!

— О чем он тебя спрашивал?

Я постаралась вспомнить всю сцену.

— Спросил, на что мы живем и кто здесь живет.

— Вот оно! Я так и знала! Он — агент ФБР.

Лаверна задумчиво почесала левый бок.

— Продолжай, Эдди.

— Эдди, ты что? Он вполне приличный и вежливый человек.

— Он втерся к тебе в доверие, Джинни. Неужели не понимаешь? Хотел сделать тебя своим информатором.

— Чушь! Ты насмотрелась боевиков!

— Джинни, он точно положил на тебя глаз. Я-то вижу, как он на тебя поглядывает. Я не говорю, что ты ему отвечаешь, хоть и исчезала несколько раз неизвестно куда… Мне нужно быть уверенной, что он не причинит тебе вреда. А ты — нам. Этот человек — агент ФБР. Точно!

— Ты себе льстишь, Эдди. Зачем ФБР тратить время на таких мелких рыбешек, как мы?

Эдди задумалась.

— Ну… по многим причинам. Наркотики, политические протесты, деньги, которые мы посылали… Может, они считают нас политическими беженцами или распространителями наркотиков.

— Ты ненормальна!

— Возможно. Но я права. И знаю, что тебе нужно остерегаться этого человека.

— Ты ревнуешь!

— Я?! Ревную?! — Она засмеялась. — Ревность — предрассудок, основанный на частной собственности, а я не верю в частную собственность. Ты — самостоятельная женщина, Джинни. Ты вольна приходить и уходить когда хочешь, выбирать друзей и любовников каких захочешь. У меня и в мыслях нет влиять на твои решения. Я только хочу открыть тебе глаза на последствия этого совокупления, могущего повлиять на жизнь твоих сестер; вот и все.

— Какого совокупления? Господи, Эдди, я ведь только сегодня с ним познакомилась! Я не трахаюсь с кем попало! Отстань, или…

— Не угрожай мне!

— Я не угрожаю! Я предупреждаю.

— Ну что ж, значит, теперь мы обе предупреждены…

Вечером мы сидели вокруг плиты. Я жевала апельсиновую корку за неимением жвачки. Этель точила свой топор. Днем Мона закопала в сугроб на лугу пучки марихуаны, до этого спокойно висевшие в кухне, и теперь перебирала оставшиеся семена. Они с Эдди решили, что вот-вот к нам нагрянет с обыском ФБР… Лаверна обеими руками массировала свои ключицы, закрыв от удовольствия глаза и запрокинув белокурую голову. Эдди сидела рядом и влюбленно смотрела мне в лицо.

— Нет, правда, Джинни, в тебе есть что-то индейское. Лоб, скулы… И ты смуглая.

— Всего одна тридцать вторая часть, Эдди. У меня шестнадцать прапрапрабабок, и только одна — индианка. Ее кровь слишком разбавлена.

— Нет, я точно вижу, что ты — индианка. Правда, Мона?

— Конечно, конечно, — Мона откинула на спину черные волосы и посмотрела на меня поверх очков.