Нераскаявшаяся (ЛП)

— Известно ли ему, инквизитору, что покойные, трупы которых он приговаривает к эксгумации и сожжению, при жизни не чувствовали ни малейшего страха от мысли, что с их мертвыми телами могут поступить таким образом? Ведь добрые христиане и их добрые верующие прекрасно знают, в отличие от верных Римской Церкви, что по–настоящему, ни им, ни Богу, их телесные оболочки будут не нужны. Что эти оболочки — всего лишь сброшенные ими ветхие плащи плоти, уже ни к чему не пригодные и преходящие, как и все, созданное злом. И что не в этих тленных, гниющих останках предстанут они перед лицом Бога, но в истинных телах, исполненных божественного света, вступят их души в Царствие. Нам ведь прекрасно известно, что инквизитор образован и неглуп, и что он устраивает все эти кошмарные сцены, чтобы запугать толпу и отвадить людей от того, чтобы они прислушивались к нашему слову.

И тогда юный Санс Меркадье, который до того не проронил ни единого слова, выбежал на середину комнаты, упал на колени перед Старшим, низко склонил перед ним свою пылающую рыжую шевелюру.

— Добрый христианин, я тоже желаю следовать дорогой справедливости и правды. Я желаю быть просвещенным Церковью и хочу стать добрым христианином. Я умоляю Вас, примите меня своим учеником и послушником.

ГЛАВА 43 ФЕРГЮС НАЧАЛО АПРЕЛЯ 1308 ГОДА

Бона Думенк, вдова Гийома Думенка из Сен — Жан л’Эрм… Далее, принимала у себя Гильельму Маури и помогала ей, хотя о той было известно, что она верующая еретиков, и дала ей одежду своего сына, чтобы означенная Гильельма могла переодеться в нее и пойти в Сабартес…

Бернард Ги. Обвинение Боны Думенк, осужденной на Мур (Пасха 1310 года).

В Фергюс пришла весна. Еще хрупкая, несмелая, перемежаемая дождями со снегом, но уже несущая тот бледный свет, что так зачаровывал Гильельму. Старший, Пейре Отье, который на то время скрывался вместе с Сансом Меркадье в безопасном убежище в доме своей старой подруги Бланши Гвиберт, прислал в Рабастен юного Пейре, внука Бланши, чтобы известить Берната, что Старший нуждается в его помощи. Бернат немедленно отправился в Фергюс. Гильельма попросилась идти с ним. Она повесила на пояс ключ от маленького домика, поскольку не видела абсолютно никаких причин оставаться там одной. Кроме того, после внезапного ухода Санса Меркадье, подмастерья ткача из Сен — Сюльпис, сам ткач, верующий только на словах, стал подозрительным и враждебным. Когда Гильельма приносила ему очередные мотки вычесанной шерсти, чтобы ткать, он бросал на нее тяжелые, злые взгляды. Один раз она даже услышала в свой адрес слово «еретичка». Поскольку жизнь стала такой неопределенной и небезопасной, как мартовская погода, когда солнечный свет то и дело соперничает с бурями и шквалами, не лучше ли отдаться на волю дующих на все четыре стороны света изменчивых ветров и пуститься в путь?

Но больше всего ей не хотелось разлучаться с Бернатом. Что бы ни случилось, но у Несчастья не хватит сил нанести смертельный удар, пока они вместе. И Гильельма знала, что и Бернатом владеет то же желание, что и он испытывает те же чувства. Им не надо было даже говорить об этом. Но иногда молодой человек спохватывался, что ему необходимо защищать ее, потому как она всё–таки женщина. Он заявлял, что жизнь, полную опасностей, следует вести ему одному, преисполняясь той хорошо знакомой Гильельме древней мужской гордостью, которую она встречала у многих мужчин, в Монтайю или в Рабастен. Но ведь они вместе обещали служить Церкви. Они обещали жить вместе, несмотря на все ужасы и опасности. А если опасность угрожает Церкви, то это вовсе не повод оставлять ее, Гильельму, в стороне, совсем наоборот. Гильельма смотрела на Берната. Она знала, что ей придется заговорить об этом первой, потому что он не проявит инициативы. Но она была уверена, что он не найдется, чем по–настоящему ей возразить.