Нераскрытая самость

Не может быть никаких сомнений в том, что сновидения часто проистекают из эмоционального расстройства, в которое вовлечены привычные комплексы. Привычные комплексы суть нежные участки психики, наиболее быстро реагирующие на проблематичную внешнюю ситуацию. Однако у меня возникло подозрение, что сны могут иметь и другую, более интересную функцию. Тот факт, что рано или поздно они приводят обратно к комплексам, не относится к числу их специфических преимуществ. Если мы хотим узнать, что означает сновидение и какую конкретную функцию оно выполняет, мы должны проигнорировать его неизбежный результат – комплекс и отказаться от «свободных» ассоциаций. Следуя за «свободными» ассоциациями, мы отдаляемся от индивидуальных образов сновидения и теряем их из виду. Нам же, напротив, следует держаться как можно ближе к сновидению и его индивидуальной форме. Сновидение ограничивает себя само. Оно само есть критерий того, что к нему относится, а что уводит в сторону. Любой материал, который не входит в сферу сновидения или выходит за рамки, установленные его индивидуальной формой, вводит в заблуждение и продуцирует только комплексы. Мы не знаем, принадлежат они сновидению или нет, ибо они могут возникать множеством других способов. Существует, например, почти бесконечное разнообразие образов, которые могут «символизировать» или, точнее, аллегоризировать половой акт. Сновидению, однако, присуще его собственное специфическое выражение, тогда как соответствующие ассоциации неизбежно приведут к идее полового акта. Все это не ново; реальная задача состоит в том, чтобы понять, почему сновидение выбрало данный конкретный способ выражения.

Для толкования следует использовать только тот материал, который совершенно ясно и очевидно принадлежит к сновидению, о чем свидетельствуют содержащиеся в нем образы. Если «свободные ассоциации» увлекают нас прочь от темы сновидения по зигзагообразной траектории, мой метод, как я всегда говорил, больше похож на движение по окружности. В центре этой окружности находятся сновидческие образы. Необходимо сосредоточиться на конкретных темах, на самом сновидении и игнорировать частые попытки сновидца отвлечься. Эта вездесущая «невротическая» диссоциативная тенденция имеет множество аспектов, но в основе своей, по-видимому, состоит в базовом сопротивлении сознательного разума всему бессознательному и неизвестному. Как мы знаем, это сопротивление – зачастую достаточно яростное – типично для психологии примитивных обществ, которым, как правило, свойственен консерватизм и ярко выраженные мизонеистические наклонности. Все новое и неизвестное вызывает смутный и даже суеверный страх. На нежелательные или неприятные события первобытный человек реагирует как дикое животное. Впрочем, представители нашей высокодифференцированной цивилизации ведут себя точно так же. Всякая новая идея, не соответствующая общим ожиданиям, наталкивается на самые серьезные препятствия психологического характера. Ей не доверяют, ее боятся, с ней борются, ее всячески презирают. Многие новаторы пали жертвой примитивного мизонеизма своих современников. Когда речь заходит о психологии, одной из самых молодых наук, вы можете увидеть мизонеизм в действии и, анализируя сновидения, понаблюдать за собственной реакцией на неприятные мысли. Прежде всего, именно страх перед неожиданным и неизвестным заставляет людей охотно обращаться к «свободным» ассоциациям как к средству убежать от действительности. Не знаю, сколько раз в своей профессиональной деятельности мне приходилось повторять слова: «А теперь вернемся к сновидению. Что говорит ваш сон?»

Если мы хотим понять сновидение, к нему необходимо отнестись со всей серьезностью, а также допустить, что оно означает именно то, что говорит, ибо у нас нет никаких оснований полагать, что это не так. Однако очевидная бессмысленность сновидений настолько сбивает с толку, что и сновидец, и толкователь зачастую склоняются к самому простому объяснению: «Это же только сон!» Всякий раз, когда сон упрямо не поддается толкованию, возникает соблазн отмахнуться от него как от нелепицы.

Изучая первобытное племя в Восточной Африке, я с удивлением обнаружил, что его представители вообще отрицают существование сновидений. В ходе терпеливых и осторожных расспросов я выяснил, что они, как и все, видят сны, но не придают им значения. «Сны обычных людей ничего не значат», – сказали мне. Сны, которые видели вождь или знахарь, могли что-то означать, но только в том случае, если касались благополучия племени. Такие сны высоко ценились. Единственной проблемой было то, что и вождь, и знахарь отрицали, что видели сны «с тех пор, как пришли англичане». Функции «большого сновидения» взял на себя комиссар округа.