Нераскрытая самость

Как эмбрион повторяет эволюцию своего вида, так и разум в своем развитии проходит через ряд доисторических стадий. По всей видимости, основная задача сновидений состоит в том, чтобы возродить своего рода память о доисторическом мире и мире детства, вплоть до самых примитивных инстинктов, как будто такие воспоминания – бесценное сокровище. В некоторых случаях эти воспоминания действительно могут оказывать целебное действие, как давным-давно заметил Фрейд. Подобные наблюдения подтверждают мнение о том, что провалы в детских воспоминаниях (так называемая амнезия) представляют собой утрату некоего материала и что его восстановление положительно сказывается на жизненных силах и общем благополучии. Поскольку мы судим о психической жизни ребенка по скудости и простоте ее сознательных содержаний, мы не можем оценить усложнения детского разума, проистекающие из его изначального тождества с доисторической психикой. Этот «изначальный разум» так же присутствует и продолжает функционировать в ребенке, как эволюционные стадии в эмбрионе. Если читатель помнит, что я говорил ранее о девочке, которая подарила свои сновидения отцу, он поймет, что я имею в виду.

В детской амнезии встречаются странные примеси мифологических фрагментов, которые часто наблюдаются и при психозах в более старшем возрасте. Образы такого рода в высшей степени нуминозны и, следовательно, очень важны. Если такие воспоминания вновь появляются во взрослой жизни, они могут как вызвать глубокие психологические расстройства, так и привести к удивительному исцелению или обращению в другую веру. Нередко с ними возвращается давно утраченный пласт жизни, обогащающий жизнь индивида.

Возвращение детских воспоминаний, а также воспроизведение архетипических способов психического функционирования расширяет горизонты сознания при условии, что человеку удается ассимилировать и интегрировать утраченные и вновь обретенные содержания. Поскольку эти содержания не нейтральны, их ассимиляция модифицирует личность, даже если при этом они сами подвергнутся определенным трансформациям. В этой части процесса индивидуации толкование символов играет важную практическую роль: символы есть естественные попытки примирить и воссоединить противоположности, что очевидно из противоречивой природы многих символов. Было бы вопиющей ошибкой, если бы интерпретатор считал «истинными» или «реальными» только сознательные воспоминания, а архетипические содержания рассматривал просто как фантастические репрезентации. Сновидения и их неоднозначные символы обязаны своими формами, с одной стороны, вытесненным содержаниям, а с другой – архетипам. Таким образом, они имеют два аспекта и допускают двоякую интерпретацию: с акцентом на их личностном или архетипическом аспекте. Первый демонстрирует болезненное влияние вытесненного материала и детских желаний, в то время как второй указывает на здоровую инстинктивную основу. Какими бы фантастическими ни были архетипические содержания, они представляют собой эмоциональные силы или «нуминозности». Попытки отмахнуться от них приведут всего лишь к их вытеснению и возврату прежнего невротического состояния. Нуминозность придает содержаниям автономную природу. Это психологический факт, который нельзя отрицать. Если он все же отрицается, то вновь обретенные содержания уничтожаются, и любая попытка синтеза оказывается тщетной. Впрочем, этот выход настолько соблазнителен, что его выбирают достаточно часто.

Отрицается не только существование архетипов. Даже те люди, которые признают их существование, обычно относятся к ним как к простым образам и забывают, что они суть живые сущности, составляющие бо`льшую часть человеческой психики. Как только толкователь лишает их нуминозности, они гибнут и становятся просто словами. В этом случае их достаточно легко связать с другими мифологическими репрезентациями, и начинается бесконечное замещение; человек переходит от архетипа к архетипу, все означает все, и процесс доходит до абсурда. Все мертвые тела в мире химически идентичны, но живые люди – нет. Верно, что формы архетипов в значительной степени взаимозаменяемы, но их нуминозность есть и остается фактом. Она репрезентирует ценность архетипического события. Эту эмоциональную ценность необходимо помнить и учитывать на протяжении всего интеллектуального процесса интерпретации. Риск упустить ее из виду велик, ибо мышление и чувство настолько противоположны, что мысль аннулирует чувственные ценности, и наоборот. Психология – единственная наука, которой приходится принимать в расчет фактор ценности (чувства), ибо он образует связь между психическими событиями, с одной стороны, и смыслом и жизнью – с другой.