Нераспустившийся цветок

— Я знаю, Алекс, тебя учила мама. У моей мамы не было времени учить меня, когда я была младше.

— Вот поэтому я здесь для тебя, Цветочек, — Алекс обнимает меня и снимает фартук. — Оставляю тебе беспорядок, чтобы все было более правдоподобно.

— Спасибо, буду должна тебе беспорядок… для разнообразия.

— Правда, — Алекс шлет мне воздушный поцелуй, когда они с Шоном уходят.

Я не спеша убираю на кухне и, как и планировалось, входит Оливер, когда я перемыла уже половину посуды.

— Ого! Что-то очень вкусно пахнет, — он стягивает свои ботинки и моет руки в ванной в коридоре.

— Ты грязнуля, — усмехаюсь я, глядя на его порванные джинсы, покрытые грязью, и серую футболку, которая теперь похожа больше на графитовую.

— Так и есть. Мы сегодня тяжело поработали, — он целует меня в щеку и хватает печенье с охладительной решетки. — Ммм… как вкусно.

— Нравится?

— Да, почему нет? Они восхитительные!

Я прикусываю губу, удерживаясь, чтоб не сильно широко улыбаться. Оливер прижимается телом к моей спине, скользя руками по моим бедрам вперед и сжимая в кулак юбку, когда поднимает ее вверх по моим ногам.

— Тебе нужно в душ, малыш. Ты весь потный и грязный.

— Ммм… может, когда ты закончишь с тарелками, сможешь помыть и меня.

— Может, тебе следует подумать о том, чтобы вознаградить пекаря.

Он целует меня в шею и прижимается своей эрекцией ко мне сильнее.

— Думаю, Шону это не понравится.

— Что? — я хватаю полотенце и разворачиваюсь.

Оливер уже раздел меня глазами, и мое тело ощущается голым под его голодным взглядом. Он становится передо мной на колени и скользит руками по моим голым ногам.

— Какое отношение это имеет к Шону?

Он опускает мои трусики вниз, облизывая губы. Я уже влажная, но я также хочу ответа.

— Ну, ты сказала, что мне следует вознаградить пекаря, и по тону твоего голоса, я понял, что это что-то неприличное. Я представил, что Шон сильно рассердится, если я попытаюсь сделать что-то подобное с Алекс, — он начинает поднимать мою юбку вверх.

Я хватаю его за руки.

— Почему ты думаешь, что это Алекс — пекарь?

Он смеется и целует мою руку, пробегая языком до запястья.

— Потому что она написала мне, что у меня дерьмовые противни.

— Черт бы ее побрал!

Оливер ухмыляется.

— Но я ставлю тебе «E».[60]

Я смотрю на него, но он продолжает двигаться вверх по моим ногам.

— Или вместо «E», могу поставить тебе «О», — его рот накрывает мою плоть, а язык дразнит клитор.

— О боже… — я закрываю глаза и хватаю его за волосы.

***

«О» намного лучше, чем «E». Если это похоже на то, будто я сноб гласных звуков, то пусть так и будет. Я получила свою тяжко заработанную «О» на кухне, а Оливер свою — в душе. Печенье и банановый хлеб, вероятно, не настолько необходимы. Последнее время Оливер возвращается домой в полной готовности и страстно желает пожирать меня, едва сказав мне «привет». Я не жалуюсь, но я бы хотела, что бы он вложил некоторую часть энергии и любви в себя.

Он все еще не упоминал и не пытался иметь дело с комнатой наверху. Я также об этом не упоминала. Я пытаюсь позволить сделать ему это в свое время. По-видимому, мое обещание переехать обратно к нему, когда он справится с этим, не является стимулом, как я надеялась. Разочарована? Очень.

— Нам нужно поужинать, пока мы не впадем в диабетическую кому, — предлагает Оливер, когда мы заканчиваем первую буханку бананового хлеба.

— Ну, я так устала от того, что пекла весь день… — я подмигиваю и усмехаюсь, — …так может нам следует пойти куда-нибудь.

— Индийский ресторан?

— Ты читаешь мои мысли, мистер Конрад.

— Обувайся. Я пойду, накину рубашку, — он целует меня и направляется наверх.

— Пока, Розенберг. Будь хорошим мальчиком, — я целую его и засовываю ноги в свои розовые «Nike».

Звенит дверной звонок, как раз когда я перекидываю ремешок сумки через плечо.

Я открываю дверь и вижу мужчину и женщину, возможно, им около пятидесяти пяти, которые разглядывают меня с загадочными лицами. Она приглаживает свои золотисто-каштановые волосы, будто это нервная привычка. Он морщит лоб, что можно расценивать только как замешательство.

— Чем могу помочь?

Они смотрят друг на друга, затем снова на меня.

— Оливер Конрад здесь живет? — спрашивает он.

— Да, он наверху. Могу я сказать, кто к нему пришел?

— Что, черт возьми, вы здесь делаете?

Мое тело напрягается, и жуткие мурашки бегут по позвоночнику ото льда в голосе Оливера.

— Мы просто хотим поговорить, Оливер, — говорит женщина мягким дрожащим голосом.

— Мне нечего сказать.

— Нам есть что, — отвечает мужчина.

Кажется невероятным, но мне стало еще больше не по себе.

— Вы, должно быть, Вивьен?

Я смотрю на женщину и киваю, когда Оливер обнимает меня собственническим жестом.

— Вы извините меня, но я в неведении.

— Простите, Джеки рассказала мне о вас. Она сказала, что вы с Оливером действительно счастливы вместе.

— Э, да, так и есть, — если мама Оливера рассказала этой леди о нас, то я предполагаю, что она родственница или друг семьи.

— Я — Лили, а это мой муж — Дуг. Мы родители Кэролайн.

Оливер прижимает меня сильнее. Не знаю, хочет ли он удержать меня или сам держится за меня.

— О, я думала, вы живете в Портленде.