Нерассказанная история

Она жила на втором этаже коттеджа на две семьи, на узенькой улочке, где гаражи выплескивали свои захламленные внутренности прямо на дорожки, а машины были припаркованы на мостовой.

Она прошла по гостиной, включая многочисленные лампы. Ни одна не светила ярче, чем свеча, а многие были завешаны шарфами, что показалось Грабовски прямой угрозой пожара.

Грабовски попросил разрешения воспользоваться ванной. Плеснул в лицо водой и подумал было заодно ополоснуть и свой член, но решил, что это означало бы искушать судьбу. Он не посмотрел в зеркало, на случай если ему не понравится увиденное. По контрасту с гостиной свет в ванной безжалостно бил в лицо.

Он по-прежнему не знал, как ее зовут.

– Эй! – воскликнула она, когда он вернулся. – Не желаете посмотреть мои работы? Студия позади дома.

Он не хотел видеть ее работы. Если они окажутся ужасными, ему станет неловко. Что тогда говорить?

– Да, – пробормотал он, – возможно, позже.

– Позже? – рассмеялась она. – Ладно, вижу, вы хотите сразу перейти к делу.

– Но если у вас нет желания… – начал он и внезапно понял, что тоже ничего не хочет. Конечно, она славная, губастенькая, не жеманится, не притворяется, но вся эта история грустная и достаточно избитая. Хотя она ни в чем не виновата, и если он сейчас уйдет, это будет непростительной грубостью.

– Расслабься, – бросила она. – Мы здесь замерзнем.

* * *

В постели она закрыла глаза, пока он трудился над ней. И не мог сказать, наслаждается или нет. Чувствовал только, как собирается на пояснице пот и катится по бокам.

Он изучал ее лицо. Она казалась спящей, только губы чуть раздвинуты в легкой улыбке.

– Открой глаза, – велел он ей. Она послушалась.

– Взгляни на меня!

Несколько секунд она смотрела на него, после чего снова опустила веки и обхватила его ногами.

– Все нормально? – спросил он, немного погодя.

Она сидела на кровати, скрестив ноги и сворачивая на журнале косячок.

– Я же кончила, так ведь?

– Но тебе было… ну знаешь… хорошо?

Она рассмеялась, зажгла косячок и глубоко вдохнула.

– Так чего ты хочешь, медаль?

– Прости. У меня давно не было женщины.

– Я паршиво рисую, – призналась она, улыбаясь и растирая его бедро.

– Ничего подобного, – возразил он. – Пойдем посмотрим! Я бы хотел увидеть твои картины.

– Отвали! – бросила она. – Нечего меня утешать!

Грабовски вздохнул про себя. Это вошло в привычку еще во времена Кэти. Женщины слетают с катушек, если мужчина вздохнет, пока они готовятся дать бой.

– Не принижай себя, – посоветовал он.

– Вовсе нет, – выдавила она, и лицо ее неожиданно смялось. – Я просто бездарь, вот и все.

Она включила телевизор, и они смотрели фильм, сидя в постели, как старая женатая парочка. Он смертельно устал. И даже не знал, предложит ли она остаться. Если спросит он, она воспримет это как признак его бесчувственности, потому что мужчина без всяких слов должен распознавать желания женщины, хотя они только что встретились.

– Можешь идти, если хочешь, – сказала она, словно прочитав его мысли. Ее глаза были красны от марихуаны. Она была старше, чем ему сначала показалось.

«Возможно, это к лучшему», – решил он.

Уже одевшись, он пообещал:

– Я тебе позвоню.

– Ну да, конечно! Ты даже имени моего не знаешь.

– Прости, – буркнул он, причем совершенно искренне. Он не совсем понимал, что сделал не так, но его одолевала грусть.

– Проваливай, – прошипела она и прибавила звук.

* * *

Грабовски едва только заснул, как зазвонил мобильник. Пришлось нашаривать его в темноте.

– Господи, Ник, сейчас глубокая ночь.

– Не знаю, что на меня нашло, но мне кажется, это дело срочное.

– Ладно, выкладывай. Что у тебя?

Ник откашлялся, как всегда, перед очередным отчетом.