Эти опасения не были настолько беспочвенными, как может показаться. В конце 1945 года Гровс открыто отстаивал «превентивный» удар по СССР. Он утверждал, что у США есть два пути. Они могут быстро достичь с Советами соглашения, гарантирующего, что никто и ни при каких обстоятельствах не станет применять атомные бомбы. Но такое соглашение, по мнению Гровса, обязательно повлечет за собой «отказ от всех прав частных лиц и установление государственного контроля над жизнью граждан, деятельностью научных лабораторий и промышленных предприятий во всем мире, включая США». Если же достичь такого соглашения не удастся, то атомной бомбой будут обладать США, Англия и СССР. В этом случае, считал Гровс, «Соединенные Штаты должны будут постоянно поддерживать абсолютное превосходство в атомном оружии, включая его количество, величину, мощность, эффективность, а также средства для немедленного наступательного применения и средства обороны от атомного удара. Мы также должны организовать разведслужбу, которая будет действовать по всему миру и постоянно держать нас в курсе любых действий других стран в области атомных исследований и их военных намерений». Это привело бы к гонке атомных вооружений. Но он не верил, что «мир может… долго поддерживать такую гонку». Поэтому, заключил Гровс, США не должны позволить никому из потенциальных конкурентов «создавать атомное оружие и обладать таковым. Если такая страна начнет создавать атомное оружие, мы должны пресечь ее способность к этому прежде, чем она зайдет достаточно далеко, чтобы угрожать нам»16
.Ученые, пытавшиеся добиться международного контроля над ядерной энергией и гарантировать гражданский контроль внутри страны, всегда считали Уоллеса своим союзником в правительстве, больше всех заслуживающим доверия. Оппенгеймер посетил его в октябре и сообщил о том, что ученые обеспокоены растущей напряженностью в отношениях с СССР и тем, что Бирнс использовал «бомбу, словно пистолет, стараясь добиться во внешней политике того, что нам нужно». Он понимал: в ответ русские создадут собственную бомбу, и очень быстро. Оппенгеймер жаловался, что ученые «утратили былое мужество», и теперь все их мысли занимают «социально-экономические последствия создания бомбы». Уоллес был потрясен глубиной обеспокоенности Оппенгеймера: «Я никогда не видел, чтобы человек так сильно нервничал, как Оппенгеймер. Создавалось впечатление, что он чувствует неизбежность гибели рода людского». Уоллес разделил его беспокойство в отношении нестабильности положения в мире и посоветовал ему обратиться лично к Трумэну. Расстроенный беседой с Оппенгеймером, Уоллес заметил: «Угрызения совести ученых, создавших атомную бомбу, – одно из наиболее поразительных явлений, с каким я когда-либо сталкивался»17
.Оппенгеймер последовал совету Уоллеса и через шесть дней встретился с Трумэном. Встреча прошла хуже некуда. Трумэн подчеркивал важность принятия закона об атомной энергии с точки зрения национальных интересов; Оппенгеймер, в свою очередь, настаивал на осуществлении международного контроля. Беседа окончательно зашла в тупик, когда Оппенгеймер признался в чувстве вины за создание бомбы.
Уоллес упорно пытался снизить влияние на президента советников-консерваторов, предпочитавших конфронтацию с СССР продолжению сотрудничества военных лет. В каждом поступке русских им чудились недобрые намерения. Уоллес пытался убедить Трумэна задуматься над тем, как его слова и действия выглядят в глазах советских лидеров. На следующий день после неудачной встречи Оппенгеймера с Трумэном, когда закончилось очередное заседание кабинета, Уоллес задержался, чтобы поговорить с президентом. Он снова призвал Трумэна к равному подходу в отношении Англии и СССР и попросил его предложить Советскому Союзу заем, сопоставимый с обещанным англичанам. Он провел сравнение: если Советы ведут свою линию на Балканах, то ведь и США подтасовали в свою пользу результаты выборов на Кубе и в Мексике. Трумэн, как всегда, полностью согласился с анализом событий Уоллеса.
Однако эффект от частых настойчивых советов Уоллеса, как правило, оказывался недолговечным. Другие советники Трумэна улавливали куда более угрожающий смысл в действиях СССР и находили возможность убедить президента смотреть на мир их глазами. К ноябрю они уже называли Уоллеса и прогрессивных друзей Трумэна «красными» и советовали президенту «не обращать внимания на то, чего добиваются от вас эти “красные”»18
.