Его спина ныла, колени словно сжимало струбциной, которая с каждой минутой завинчивались все туже. Он провел на ногах всю ночь и теперь вынужден сидеть на полу в позе лотоса и с руками, заложенными за голову. К тому же она не позволяет ему говорить.
Он попробовал еще раз.
– Вы можете спуститься вместе со мной. Поедем и выбросим все в воду.
– Не мелите чушь, – процедила она. – И пожалуйста, помолчите.
Дверь справа от кладовки вела в ванную. Если она позволит ему пойти и отлить, он, возможно, найдет там то, чем сможет воспользоваться. Его и прежде били, в Испании, гостиничные гориллы, но из пистолета целились впервые.
Сначала она вела себя непринужденно, словно для нее было вполне естественно принимать его в спальне и угрожать пистолетом.
Теперь же она потирала запястье, и щеки раскраснелись. Нет, он не хотел еще сильнее вывести ее из себя. Да и не позволит она ему пойти в ванную.
– Нельзя идти с вами по улице, приставив пистолет к затылку, – заметила она. – Если вы что-то выкинете, я не смогу пристрелить вас на месте. Нет, если уж убивать, так в спальне.
Он попытался убедить себя, что она никогда на это не отважится. Если подняться и подойти к ней, она станет вопить и отбиваться, но никогда не нажмет на курок.
Он переместил вес с одной ягодицы на другую, при этом она немедленно подняла пистолет и уставилась на Грабовски. Она достаточно безумна и пойдет на это, она всегда была неадекватна, тикающая бомба с часовым механизмом, живая граната, оказавшаяся прямо в королевской семье.
– Всю оставшуюся жизнь вас из-за меня будет мучить совесть, – предупредил он.
– Кто это сказал? – мило улыбнулась она.
Какую он сделал ошибку, признавшись, что больше никто об этом не знает! Но она начала допрашивать его, когда он трясся от страха, и первым порывом было сказать правду. Ему следовало солгать. Скажи он, будто уже поздно и кавалерия уже въезжает в город, она не смогла бы убить его и выйти сухой из воды.
С другой стороны, она прикончила бы его просто от злости.
Нужно вести себя так, чтобы она продолжала говорить.
– Могу я задать вопрос? – прошептал он, и хотя уже не выглядел таким перепуганным, она все же слышала нотки страха в его голосе. Женщины, способные выстоять, не позволяющие согнуть и сломать себя, всегда считаются безумными. Так говорила Эстер. Раньше, когда Лидия не желала повиноваться, ее посылали к психиатру и хотели посадить на лекарства. Но она отказывалась это делать, и это еще больше убеждало окружающих в ее сумасшествии. Что же, это пригодится. Пусть он считает ее достаточно ненормальной, чтобы не задумываясь убить человека.
– Почему вы совершили это? – спросил он. – Почему сделали то, что сделали?
– У меня были причины.
– Ну разумеется, – кивнул он.
Она выжидала, но он молчал.
– «Разумеется» что?
– Не знаю. Можно мне опустить руки хоть на несколько минут? Плечи невыносимо болят.
Что же, почему бы нет? Он все равно ничего не сможет сделать, сидя на полу со скрещенными ногами.
Лидия кивнула.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Наверное, вы чувствовали себя очень несчастной.
– Спасибо за участие, – саркастически усмехнулась она. – Я счастлива.
Он разогнул ноги, и она услышала хруст суставов.
– Но ведь были и хорошие моменты, верно? – неожиданно спросил он.
Слезы жгли ей глаза.
– Во всяком случае, я их помню, – продолжал он.
Сейчас она расплачется! И без того еле сдерживается!
– Зачем вам понадобилось приезжать сюда?!