— Вы уже тогда решились на это?
— Я решила сделать что-нибудь. Идея насчет топора пришла мне в голову сегодня утром, когда я собирала розы. Сначала я планировала порезаться секатором, но этого было бы недостаточно.
— Вы меня пугаете!
Андре широко улыбнулась:
— Почему? Все получилось удачно, я не слишком сильно рубанула. — И, помолчав, спросила: — Вы не против, если я попрошу у мамы разрешения оставить вас здесь до конца месяца?
— Она не захочет.
— Но я все-таки с ней поговорю!
То ли мадам Галлар заподозрила правду и терзалась теперь раскаянием и страхом за дочь, то ли ее напугало заключение врача, но она согласилась, чтобы я задержалась в Бетари и составила Андре компанию. Семейство Ривьер де Бонней уехало одновременно с Малу и Сантене, и в доме сразу стало тихо. Андре получила отдельную комнату, и я часами сидела у ее кровати. Как-то утром она мне сказала:
— Вчера вечером у меня был долгий разговор с мамой насчет Паскаля.
— И как?
Андре закурила сигарету, она курила, когда нервничала.
— Она поговорила с папой. В принципе, они ничего не имеют против Паскаля, он даже произвел на них приятное впечатление, когда приходил с вами к нам. — Андре поискала мой взгляд. — Но я понимаю маму: она его совсем не знает, и ей важно понять, серьезные ли у него намерения.
— Она не будет возражать против брака? — с надеждой спросила я.
— Нет.
— Ну вот! Это же главное! Вы не рады?
Андре затянулась сигаретой:
— О браке речь может идти не раньше чем через два-три года…
— Я понимаю.
— Мама требует, чтобы мы официально обручились. Иначе она запретит мне видеться с Паскалем и отправит меня в Англию, чтобы сжечь мосты.
— Так вы обручитесь, вот и все! — Подумав мгновение, я с воодушевлением продолжала: — Да, конечно, вы с Паскалем никогда не касались этой темы, но ясно же, что он не позволит вам уехать от него на два года!
— Я не могу принуждать его обручиться со мной! — заволновалась Андре. — Он просил меня набраться терпения, дать ему время разобраться в себе. Не стану же я вешаться на него и кричать: «Давай обручимся!»
— Не надо на него вешаться, надо просто объяснить ситуацию.
— Это значит, по сути, припереть его к стенке.
— Вы же не виноваты! У вас нет другого выхода.
Она долго спорила, но в конце концов я убедила ее поговорить с Паскалем. Она только отказалась писать об этом в письме, матери обещала, что поговорит с ним, когда все вернутся в город. Мадам Галлар согласилась. Она часто улыбалась в те дни — наверно, радовалась про себя: «Двух дочек пристроила!» Со мной она была почти любезна, и порой, когда она поправляла Андре подушки или помогала накинуть болеро, в ее глазах проскальзывало нечто, напоминавшее ее девичью фотографию.
Андре в шутливом тоне поведала Паскалю о том, как поранила ногу, и в ответ получила два встревоженных письма. Он писал, что ей необходим рядом серьезный человек, который заботился бы о ней, и еще что-то, что она мне не пересказывала, но я поняла: она больше не сомневается в его чувствах. Отдых, сон вернули ей румянец, и она даже немного поправилась — никогда я не видела ее такой цветущей, как в тот день, когда она смогла наконец встать с постели.
Она слегка прихрамывала, ходила с трудом. Мадам Галлар предоставила нам на целый день «ситроен». Я вообще редко ездила на автомобиле и еще никогда — ради развлечения. Душа моя ликовала, когда я села рядом с Андре и машина с опущенными стеклами покатила по аллее. Мы поехали через лес Ландов по длинной ровной дороге, убегавшей между соснами прямо в небо. Андре ехала очень быстро: стрелка спидометра приближалась к восьмидесяти! Несмотря на ее умение и опыт, мне было страшновато.
— Вы не собираетесь отправить нас на тот свет?
— Нет, конечно! — Андре улыбнулась, вид у нее был счастливый. — Сейчас мне совсем не хочется умирать.
— А раньше хотелось?
— О да! Каждый вечер, засыпая, я мечтала не проснуться. Теперь я молю Бога сохранить мне жизнь, — сказала она весело.
Мы съехали с широкой дороги и медленно обогнули пруды, спавшие среди вереска. Пообедали на берегу океана в пустом отеле — сезон подходил к концу, пляжи были пусты, виллы заперты. В Байонне купили для близнецов плитки разноцветного туррона[33], одну съели сами, медленно обходя клуатр собора. Андре опиралась на мое плечо. Мы говорили о разных клуатрах в Испании и Италии, куда отправимся когда-нибудь, и о других странах, совсем далеких, о больших путешествиях. Возвращаясь к машине, я указала на перевязанную ногу Андре:
— Все равно никогда не пойму, как у вас хватило мужества!
— У вас бы тоже хватило, если б вы чувствовали себя такой затравленной, как я. — Она дотронулась до виска. — У меня от всего этого начались невыносимые головные боли.
— Они прошли?
— Случаются, но гораздо реже. Честно говоря, из-за того, что я не высыпалась по ночам, я злоупотребляла макситоном[34] и колой.
— Больше уже не станете?
— Нет. В Париже будут тяжелые две недели перед свадьбой Малу, но я выдержу.