Нереальная реальность 1 2

После возвращения из жизнь друзей изменилась. Хотя не то чтобы изменилась. Это мягко сказано. Ее просто переписали. Точнее, перерисовали все декорации, оставив главных героев.

Лаврушин отлично помнил, что в 1989 году они отправились в путешествие по пси-мирам. И вернулись они оттуда в свой мир – к своим знакомым, ничуть не постаревшим, в свой институт, только немножко другой, в свои квартиры, обставленные почти так же. Вот только время перенеслось больше чем на два десятка лет вперед. Теперь и у Степана, и у Лаврушина было два комплекса воспоминаний – одна жизнь старая, закончившаяся в восемьдесят девятом. И новая – тоже известная до мельчайших подробностей. И вещи – вроде и чужие, и своим – ноутбуки, плазменные панели, Интернет. Что это такое - никто объяснить не мог. Радовало лишь, что Лаврушин здесь аж доктор наук. Не радовало – что он на фиг здесь никому не нужен.

Дела в новой реальности у друзей шли, мягко сказать, так себе. То есть так, как у всех «неброкеров». Когда грянула ползучая революция, Лаврушин разделил мир для себя на «брокеров» и «неброкеров». Первые в глобальной российской игре в «дурака» захапали все козыри, а у вторых, какими бы выдающимися людьми они не были, были на руках сплошь шестерки, притом ни одной козырной.

Перестройку сменила постперестройка - такая злобная, никчемная, тупая тварь в заплатанных и дырявых обносках, которая больше всего на свете любила жрать. Помимо всего прочего схавала она не глядя и дотации на Институт смежных проблем.

И в институте начался какой-то болезненный, высокотемпературный, как при малярии, загул. Парторги, комсорги, записные болтуны стали вдруг бизнесменами. Если точнее - ярмарочными лоточниками, орущими: «Налетай-подешевело». В тех, кто налетает, недостатка не было. Двинули в институт бывшие мировые враги. Они хозяйски копались в экспериментальных установках, слюнявя пальчики листали бумаги, в верхних углах которых было стыдливо вымарано белилами «секретно. Экземпляр номер...»

«Карашо», - каркали при этом немцы. «Холосо», - сюсюкали японцы. «Хорьошо», - лыбились американцы. Им действительно было хорошо - о таких разработках они не могли и мечтать. И институтским «бизнесменам» было «карашо». Они были при загранпоездках, при иномарках и при хрустящих баксах. А Лаврушину и другим ученым было вовсе не «холосо». Потому как дубиной над ними нависла «САМООКУПАЕМОСТЬ». Когда звучало это слово, внутри все холодело и обрывалось похлеще, чем в пыточной камере у «Звездоликого».

Что оно означало? То, что перспективные, направленные на третье тысячелетие разработки должны были сегодня в унисон захрустеть баксами. Не сыпется баксовый дождь? По боку направление. Прикрывались целые лаборатории. Завлабы уходили в челночники, лаборанты - в банкиры, лаборантки - на панель. Единственно, кто чувствовал себя отлично - новая, самая перспективная, лаборатория экономических проблем. Там все собрались как на подбор - прилизанные, мытые «Тайтом», чищенные «Аквафрешем», выглаженные, при галстуках очкарики. Они все время улыбались и говорили с особым шармом - с английским пришептыванием. Зарплату получали не в россиянских древесностружечных деньгах, а в полновесных баксах и прославились экономическим открытием, явившимся блестящим продолжением теории бессмертного Шарикова. Тот предлагал решить все проблемы просто - собрать все имущество и поделить. Мыслители из экономической лаборатории пошли дальше - взять все, собрать, да загнать, лучше дешевле, или задаром, а еще лучше - отпетому жулью. Главное создать класс, которому есть что терять, тогда «коммуняки поганые» никогда не вернутся. А экономика авось сама наладится. Или не наладится.

В лабораторию к Лаврушину повалили желтолицые господа с подножья Фудзи. Их косые глаза все замечали. Тут он и вспомнил о САМООКУПАЕМОСТИ, от имени института всучил самураям генератор Н-излучения, разгоняющий до космических скоростей эворлюцию ждивых систем. Отдавал он его с чистым сердцем. Лучшие оборонщики СССР сломали зубы и завернули мозги, пытаясь понять его принцип или на худой случай добиться схожего эффекта. Без толку. А куда там японцам и американцам. Отдал Лаврушин покупателям и всю свору животных уродов - жертв Н-облучения. И даже гигантский муравейник, выросший под действием излучения - он японцев почему-то поразил больше всего. Они подогнали огромную платформу, при помощи хитроумного погрузчика подцепили муравьиную кучу и увезли ее в сопровождении мигающего гаишевского «Форда». Иены, или чем они там расплачивались, позволили продолжить запланированные работы, выплатить зарплату сотрудникам за последние полтора года.

В честь этого друзья и пили. Степан курил «Мальборо», которое презентовали японцы. Он после путешествия на Танию начал много курить.

- А ты знаешь, что это такое? - Лаврушин кивнул в сторону уродливого аппарата, занимавшего угол комнаты.

- Фиговина, - коротко определил Степан.

- Генератор пси-поля.

- Опять?!

- Ага.