Степан мутным взором окинул аппарат, который походил на выпотрошенный холодильник, хотя был гораздо меньше прошлого чудовища и выглядел куда лучше. Предыдущий генератор развалился после памятного путешествия в пси-мир, где друзей едва не расстреляли белогвардейцы, и все попытки воссоздать его были безуспешными.
- Дела-а, - протянул Степан. - Работает?
- Как зверь.
- А чего, - махнул рукой Степан. - Пригодится. Бизнес организуем.
- Какой бизнес?
- Туристов возить будем в пси-миры.
- Или рэкетиров укрывать от милиции и конкурентов.
- А давай вообще эмигрируем. В «Кубанские казаки». Или в «Девять дней одного года».
- Или в Хичкоковский фильм... Ну что, испытаем?
Был бы Степан трезв, глядишь, и обошлось бы. Но он был порядком под мухой. Хотя в нем еще тлел слабый огонек осторожности.
- А как вернемся?
- Проще простого, - Лаврушин вынул из письменного стола две коробочки, напоминавшие транзисторные приемники. - Автономный блок экстренного возращения.
Степан взвесил его на руке, и с пьяной бесшабашностью махнул рукой.
- А чего? Поехали!
- Ишь, - ворчал Мозг. - Гулёны. Меня одного оставляете!
- Ага, - кивнул Степан.
- Полудурки...
Лаврушин вставил в аппарат деталь, извлеченную из телевизора «Сони», который ему позавчера презентовали япошки. Щелкнул переключателем...
Рядом оглушительно бабахнуло. И земля заходила ходуном.
***
Гранатными осколками разлетелся кирпич. По щеке Лаврушина чиркнуло.
Друзья бросились за развалины, прижались к полуразрушенной толстой кирпичной стене. И провели в скрюченном положении, боясь поднять голову, минут десять.
- Где мы? - проорал Степан.
Опять прогрохотало, и за разрушенной стеной поднялся столб пыли. Друзья вжались в землю.
Все затихло. Лаврушин выглянул из-за развалин.
Вокруг простирался серый, неуютный город. Половина домов была разрушена. Некоторые все еще возвышались обгоревшими остовами, их перекрытия выгорели, но закопченные черные стены чудом устояли - это были готовые распасться в любую секунду трупы домов, из которых ушла жизнь, но которые еще сохранили часть внешней оболочки, и от того выглядели еще ужаснее. В городе правили бал война, безумие и смерть.
Улица была перегорожена рухнувшей стеной. По мостовой, пригибаясь, бежали солдаты в мешковатой серой форме Вермахта. У двоих из них, тащивших носилки с телом, на рукавах белели повязки с красными крестами.
- Никак Берлин, - сказал Лаврушин.
Степан огляделся, присел на корточки и кивнул:
- Может быть... Ну что, посмотрели - и айда домой.
- А прогуляться не хочешь?
- Под бомбежкой? Покорно благодарю. Первый эсесовец повяжет... Домой-домой, - Степан вытащил из кармана «транзистор». - Куда жать?
- Сюда, - Лаврушин показал на кнопку.
- Ну. Раз-два-три, - Степан зажмурил глаза и нажал на кнопку.
А когда открыл глаза, то сразу протрезвел. Окончательно и бесповоротно.
И причины протрезветь были. Еще какие! Пейзаж не изменился нисколько. Что это значило? А значило это одно - машинка возвращения не фурычила!
- Э, - пробурчал Степан, встряхнул «транзистор» и снова нажал на кнопку.
С тем же успехом он мог дергать себя за нос.
- Возьми меня за руку, - велел Лаврушин. - Вернемся оба.
Степан сжал руку друга с хрустом, отчаянно, как тонущие сжимают спасательный круг. Лаврушин нажал на кнопку...
Как они были в Берлине, так и остались!
- Ты чего сделал, Лаврушин? – хрипло произнес Степан.
- Должен он работать.
- Работает?
- Нет.
- Значит, не должен.
- Ну зачем ты так? Сейчас подремонтируем, - Лаврушин встряхнул прибор. Открыл крышку. И присвистнул.
Схемы внутри были оплавлены, будто аппарат повалялся в плавильной печи.
- Необъяснимое природное явление, - развел руками Лаврушин, садясь на взрыхленную авиафугасом землю.
- Ах явление, - Степан еще сильнее сжал его руку. - А ты в Гестапо бывал?
- Будешь орать по-русски - точно побываем.
Степан поежился. Только теперь он заметил, что для нейлоновой синей курточки здесь прохладно. Небо было низкое и серое. В нем растворялись точки уходящих бомбардировщиков.
Бомбежка закончилась. Было пыльно, дымно.
Из бомбоубежищ стали выползать немцы, большей частью женщины и старики - всеобщая мобилизация вымела всех, способных держать оружие. Появились люди в форме и гражданские рабочие - разгребать новые развалины и освобождать улицу от рухнувшей стены. Им на помощь шла шеренга военнопленных. Надрывисто урча моторами, неторопливо поползли грузовики. Тарахтя пронесся мотоцикл с коляской, к которой был прилажен пулемет _. Слышались каркающие немецкие голоса, отрывистые команды.
Слава те Господи, языкового барьера не было. После того, как друзья побывали в руках таниан, у них обострилось восприятие иностранных языков. Эти самые языки впечатывались намертво в сознание, так что теперь на немецком, аглицком и испанском они трепались, как на русском.
На бредущих по улице двоих странно одетых, с затравленными взорами людей озирались.
- Надо искать подвал, где схорониться, пока фильм не кончится, - прошептал Степан, ежась под пытливым взором бедно одетой фрау со значком национал-социалистической партии на лацкане пальто.