Нерешенная задача

— М-да, м-да. твое право. Ну, все, я ушел. Для тебя сейчас главное покой, сон и хорошая еда. А раны заживут и даже рубцов не видно будет. Твоя спасительница, это такое чудо! Я в жизни с таким не сталкивался. Её мазь на травах и древесных смолах с добавлением медвежьего жира — это что-то уникальное! Она мне кое-что рассказала, но это я должен у неё поучиться! А как она тебе пулю удалила! У нас закончившие университет специалисты такого делать не умеют. Я, надумался пригласить её в больницу, если согласиться. Жаль, вот только жаль, не могу соблазнить её приличным заработком. — и он махнул рукой. — Скорее всего откажется, ей и у себя не плохо! Но… — он так интересно задумался, потеребил стриженную бородку — но, Анни, людям же нужна помощь, в таком количестве! Она была бы нам так нужна, так нужна. Её бы знания с нашими…

Вот он её и развеселил. Она от его слов развеяла свои мрачные мысли и даже стала улыбаться.

— Доктор Цобик — я поднимусь, мы вместе съездим её уговаривать. Я предложу хорошее за все вознаграждение, она и согласиться! Не любя людей, она бы им не помогала.

— Да, да. Вот и постарайся быстрее сил набраться. Рана твоя кость не задела. Все быстро заживет!

И он ушел. Анни смотрела на дверь и ей нестерпимо хотелось, чтобы вошел Артур Войцеховский. После всего произошедшего и всего пережитого ими, они уже не сдерживались в чувствах. Он молчал, но она затрепетала, когда он взял её руку в свою ладонь и наклонившись, нежно её поцеловал. Потом она почувствовала тепло его шершавой щеки у себя на щеке. За всеми этими событиями, он два дня не брился. Но прикосновение его колючей щеки было желанней всего на свете! Она тихо произносила слова благодарности, но он молчал и только слегка покачивая отрицательно, отклоняя все её слова, головой, держал её ладошку в своей, прижав её к своей щеке и его счастливые глаза говорили о самых нежных проявлениях своих чувств. Он сейчас был только так нежен и осторожен, боясь причинить боль, и она открывала его с новой для себя стороны. Она знала его уверенного и порывистого, страстного и дерзкого, веселого и серьезного, а такого нежного еще нет. Но вскоре он задал ей свой вопрос, который просто как кинжалом вонзался ей в сердце.

— Анни, кто это сделал?

— Нет. Нет. Не спрашивай. Я никому его имя не назову. — и она сама же себя выдала, не подумав, что произнеси она эти слова по-другому, может еще и удалось бы всех обманывать, но сказав, что не назовет имя, она же и открылась.

У Войцеховского взгляд стал на короткое время настороженным и по его глазам она прочла, что только подтвердила своими словами его догадки. Но …он обязан был быть уверенным.

— Анни, это сын графа? Из-за наследства…

Она опустила глаза и замешкалась, но, раз скрыть не удалось, ей пришлось говорить и эти слова.

— Я прошу только вас… тебя Артур, оставить все как есть. Он сын графа фон Махеля, и это самый дорогой для меня человек, я видела от него все самое доброе и он …он смотрит на меня с небес, а Томас — его плоть и кровь, ради графа и меня, то есть моей к нему благодарности, я прошу оставить все как есть. И полиция ничего не должна знать.

В глазах Войцеховского не исчез гнев, он колебался, но уговаривать её не стал и принимал с пониманием её чувства.

Она же посчитала своим долгом сказать и эти слова:

— Я люблю тебя. И вижу, ты не спал так долго. Не хочу ради себя жертв, иди, постарайся очень хорошо отдохнуть. И графиня ни в чем не виновата, ты должен уйти к ней, успокоить. Ступай.

— Анни.

— Ступай. Я больше не хочу ничьих страданий.

— Анни. Я приду завтра. Я тебя уже один раз потерял, и не хочу больше, мне нужно видеть тебя каждый день, разреши …разреши мне — и она чувствовала, как он сжимает её пальцы в своих ладонях. — Все не важно …мне важно видеть тебя.

И она сказала:

— Да.

ГЛАВА 61

За окном шел дождь и луна была скрыта за тучами. В комнате царила кромешная тьма. Гром выстреливал яркими стрелами и тогда, на одно мгновение, кровать Томаса фон Махеля, стоящая прямо перед окном, освещалась белым светом и её хозяин вздрагивал, его сознание выпрыгивало из небытия сна, шокированное выбухами, и снова проваливалось в забытьё. Его излюбленное положение во время сна, спать на животе так и осталось, потому что чаще всего он засыпал в одурманенном состоянии. И сейчас было тоже самое. Только под утро, его сильно стала мучить жажда. Он просыпался, искал кувшин и напившись запрокидывал свое тело на кровать опять. Но сон уже был не крепок. Во время грозы слишком много шумов мешают сну.