Нерешенная задача

— «Ну, дорогой, у тебя сейчас полная свобода, ты практически полновластный хозяин предприятия, мы и подумать никогда не могли о такой удаче!!» — они не вызвали ни оживления в его глазах, ни улыбки на лице и казалось бы, что и это он пропустил мимо ушей, но нет.

Он ей твердо на это ответил, но как-то равнодушно:

— Хозяйка по-прежнему мадам фон Махель, ну, да, я получил полнейшую свободу… — и неоконченная фраза повисла в воздухе, он печально посмотрел на свой завтрак в тарелке и ей показалось, что ему что-то стало невыносимо и устало поднявшись, ничего не доев, побрел в свой кабинет, за бумагами, которые были ему сегодня необходимы.

Супруга направилась за ним, стараясь вызвать его на разговор — «Ну, может уже можно прекратить, теперь, когда она уехала и неизвестно, когда появиться этот кошмарный эксперимент с детьми рабочих! Это же настолько уменьшает нашу прибыль, которую мы могли бы положить себе на счет в банке! Давай, наконец, отправим наших сыновей учиться в Германию в самый престижный университет! Мы вместе мечтали об этом!»

Он собирал на столе разбросанные бумаги, так как был итальянцем, так давно ассимилированным в Венгерском королевстве, и не имел такой претензионной и педантичной привычки класть каждую бумажку к бумажке, кои наблюдались у немцев, но на свою супругу даже не посмотрел. Она услышала его ответ, как будто он что-то пробурчал себе под нос и даже еле разобрала слова. — «Катрин, наши сыновья вскорости поедут в Германию, будь спокойна, но давай больше никогда не будем касаться вопросов завода — и судить о том, в чем не разбираешься!»

Она хотела обидеться, но не стала. В ней сильнее бродило чувство неясной ревности и даже какого-то испуга, чем обиды. Уж слишком разительна была перемена в её супруге. Она только с большим интересом сейчас наблюдала, возьмет ли он бутылку с пульверизатором, чтобы оставить после себя в доме шлейф тончайшего французского мужского парфюма или нет. Не взял. Не выработалась еще у него это до автоматизма. Пройдя мимо своей госпожи Буггати, он надел в парадной шляпу итальянского покроя и медленно вышел из дома. Уехал по делам.

Господин Буггати переживал сильнейший стресс, но то, что творилось в эти дни с Войцеховским, не шло ни в какое сравнение! Это был не тот князь Артур Войцеховский, которого все знали. Он, конечно же, появлялся, у себя на производстве. Но у всех возникало ощущение, что пришла сюда только тень их хозяина. Его мозг работал исправно. Всё помня и всё улавливая, и он не находился в прострации, как господин Буггати там, у себя. Но из него какая-то незримая сила выкачала всю его живую энергию. Он не улыбался, на лице его никак не отражались никакие эмоции и казалось, он их и испытывать перестал. За все эти годы, никто его не видел распущенным и потерянным. А сейчас — это четко можно было сказать про него. На лице отросла щетина, он бродил с распахнутым воротом рубашки, словно застегнутые до конца воротнички его душили. Голос потерял свое эмоциональную окраску и стал тягучим, монотонным и при любых ситуациях неизменно ровным. Подолгу теперь он стоял у окна, все слушал и как оказывается, имел необычную способность, четко фильтровать в любой речи все самое главное и это не упускал и одновременно был погружен глубоко в себя. Ему приходили, докладывали то об одном, то о другом, и всем казалось, что их слова не услышаны и уже впадая в растерянность, совершали попытки все сказанное повторить по второму кругу, но, хозяин рукой давал знак, не делать этого и трезво и здраво давал всему комментарии и распоряжения.

Прошла неделя.