И только в эти последние дни все стало меняться. К обеду со Светланой приходили в дом молодые люди, иногда и в возрасте. Они не прятались и никого не стеснялись, но привлекать Анни в свои разговоры, видимо не намеривались. Это происходило конфиденциально. За столом они зачитывали какие-то книжки, выписывали из них достойные внимания на их взгляд цитаты, иногда дискуссировали, но как-то сдержанно, не эмоционально и уходили, явно с озадаченными выражениями лица, иногда даже угрюмо, но иногда и с радостью, получив ответ, на давно мучивший вопрос.
Спросила и Анни однажды Светлану об этих людях, когда та поздно вечером уже готовилась ко сну, уставшая и удовлетворенная, это было явно заметно, проделанной за день работой.
Так как вопрос застал её неожиданно, то она не сразу на него и ответила и это её замешательство, так же лишний раз озадачило Анни. Ей показалось даже, что для её соседки по комнате он был не приятен. Спустя несколько минут, видимо приняв для себя решение, Светлана подошла к Анни так близко, что был уловим слабый запах розовой воды, которой всегда пользовалась девушка и очень пристально посмотрела Анни в глаза.
— Да, в моей таинственности, есть оттенок некоего неуважение к соседке, напарнице и просто подруге. И я так чувствую, что мне угрозы с твоей стороны никогда не будет. Ты слышала когда-нибудь о революционерах?
Анни отрицательно закачала головой.
— Ну… а про бунтарей? Что, совсем ничего?
— Бунтари. Мой хороший друг был бунтарем. Он всегда читал запрещенную правительством литературу и ходил на демонстрации рабочих. Я даже как-то воровала из университета книжку, которую у него отобрали. Ему за это грозило исключение из университета.
Глаза у Светланы сузились и в их щелочках, запрыгали веселые зайчики.
— Так. Я так тебя и почувствовала. Ты скорее «за», чем «против».
— За кого «за» и против кого «против»?
— Я отвечу тебе прямо — я сочувствующая. Революционеркой меня еще никто не считает, но я поддерживаю во всем людей, которые хотят лучшей жизни и хотят перемен.
— Перемен чего?
— А всего! Анни, милая, это не сразу …Навряд ли ты этим всем интересовалась, судя по твоему статусу, но …потихонечку я тебе все расскажу.
— Светлана, я ведь даже сама не знаю, какой у меня статус. Я из бедных слоев общества, да еще и сирота с десяти лет, но, вот, посчастливилось выйти замуж за очень состоятельного человека.
— Да. Ты уже вкусила этой зловонной, роскошной жизни. И, боюсь, ты станешь защищать свои трофеи любой ценой. А я ближе к тем, кто ничего не имеет, но хотят жить как нормальные люди, иметь возможность учиться где хотят, жить где хотят, работать и получать за это справедливую зарплату, а не те крохи, чтобы только поддерживать в себе жизнь!
— Светлана. Я врач, я не бунтарь. Но, но я тоже всего этого хочу. Я очень хочу, со своей стороны, чтобы совершенно любой человек мог получить медицинскую помощь, не зависимо от его положения и такую медицинскую помощь, которую врач должен оказать человеку, нуждающемуся в ней, не зависимо от того, есть у него на это средства или нет. Для Господа мы все одинаковые, все испытываем мучения и боль, когда болит. Разве можно как-то градировать эту услугу для человека и ставить её в зависимость от его социального положения. Разве у простой кухарки живот болит не так сильно, как у фабриканта?
— Да, Анни. Самые верные слова, что я только слышала! Но я несколько про другое. Ты, все ровно не хочешь, ты даже боишься лишиться своего состояния. А поэтому для тебя всегда будет стоять выбор, и ты его сделаешь не в пользу борьбы. Если бы было по-другому, не стала бы ты выходить замуж за богатого мужчину. Ведь, ты же сама обмолвилась, как-то, что он намного был старше тебя?!
— Да. На много.
— И ты его навряд ли любила …ну …как мужчину, подобного тебе… …Только ты не подумай, что я осуждаю…
— А ты не осуждаешь?! — и Анни шутливо склонила голову на бок и пожала плечом, заглядывая с снизу в лицо подруге.
— Знаешь… не знаю. Не разобралась. Может и осуждаю. Но тебя осуждать сложно.
— Это почему?
— Понимаешь, женщины такого сорта как ты всегда стремятся отчаянно к подобающей оправе. Они находят такую оправу своей красоте, с гораздо меньшими усилиями чем остальные. То есть, я бы сказала, такая дорогая оправа сама им находиться и здесь как бы даже и нет твоей вины. Тебе предложили, так, мимоходом, ты, так, мимоходом, воспользовалась случаем стать в более выгодные условия. Тебя трудно представить в неподобающих условиях. Мало кто отказался бы, на твоем месте. Я даже за себя не могу ручаться уверенно!
Анни хмыкнула. Если уж говорить на прямоту, так на прямоту. — Знаешь, здесь есть какая-то вывороченная логика! И нельзя это все опровергнуть, но и принять невозможно.
— Почему? — быстро спросила Светлана.