Нерешенная задача

— За последние полтора с лишним года мы провели на нашей кафедре двадцать операций «кесарева сечения». Когда была применена методика переливания крови матери от донора с одинаковым резус-фактором у обоих, летальных исходов в нашей клинике во время таких оперативных вмешательств в естественный ход деторождения не наблюдался. Только лишь за последние пять месяцев было проделано пять таких операций мной — с благополучным исходом и две, под руководством моего ассистента, талантливого доктора и блестящего кудесника хирургического дела Альберта Тотта. Он подошел к женщине и прямо смотря ей в глаза, продолжал: — Пациентка — женщина 35 лет. Беременность третья и мы планируем сегодня осчастливить мир двумя младенцами и в нашу задачу входит спасти жизнь всем троим. — он поднял голову и его взгляд опять встретился со взглядом Ани и краска прилила к её лицу, а он, заметно кивнув ей в ответ, усмехнулся. Ей было так приятно, что среди всех присутствующих, а здесь находились высококвалифицированные и опытные мастера своего дела, он считает её присутствие значимым для себя.

— Операция должна делаться с большой точностью и высокой скоростью. Мы сочли наиболее приемлемым постараться приблизить пациентку к естественным срокам появления на свет её малышей, но вмешиваемся оперативно в этот процесс по причине предлежания плаценты. Пациентка на девятом месяце беременности, выразила полное согласие на хирургическое вмешательство. — Итак — он обвел глазами своих коллег. — Приступаем.

Женщине быстро одели маску и сделали укол в вену. Легким шумом зашумел аппарат искусственного дыхания Фелла-о Дуайнера.

— Ланцет — четко произнес Иден Тернер.

И на перемазанном йодом животе пациентки, медленно вырисовывался кровавый ручеёк, бегущий вслед за ланцетом хирурга. Этот кровоточащий ручей стали быстро прижигать и тут же вставили расширители. И Иден Тернер запустил одну руку в полость.

— Я нащупал головку — громко сказал он и запусти туда же вторую руку. Появилась вся в слизи и крови одна головка младенца. — Вывожу его. Отсос. Зажим для пуповины.

— Мальчик, …интубировать …пульс? Почему я должен просить? — следовали одна за другой обрывочные фразы.

— Ритмичный, — ответила ему медсестра.

— Быстро забрали младенца. Второй зажим…вывожу второго. — он чуть помедлил. — Ого, — этот вообще без признаков жизни. Вывожу — займитесь активно интубированием.

Он передал на руки ассистенту и второго младенца, чуть синюшного. Тернер только бросил вслед развернувшемуся к ним спиной доктора, принявшего плод — вовремя мы. Теперь самое тяжелое, кровь готова?

Ему кивнули все разом. И в две банки с кровью, стоявшие рядом, опустили тонкие шланги. Другими концами присоединив их к иглам, вставленным в вену на руке пациентки, медсестра стала быстро крутить ручку аппарата, нагнетающего давление крови.

— Теперь шьем настолько быстро, насколько это возможно — проговорил он сам себе и ему передали иглу с шелком.

— Скорость здесь важна настолько, насколько мы хотим оставить жизнь этой женщине — слышал его комментарии весь зал, потому что в зале установилась настолько гробовая тишина, от не большого шока, у всех присутствующих, и только звук искусственного аппарата вентиляции легких шумел в такт вращающейся ручке, для накачивания крови в шланги.

Ани непроизвольно приоткрыла рот и привстала на ноги, чтобы лучше видеть, но сзади до неё мягко дотронулись и на английском языке, который она не восприняла в данную минуту, попросили сесть на место. Она была ошеломлена. Руки Тернера двигались, как заведенная машина, с бешенной скоростью и колоссальной точностью. Она такого не видела! Ее всегда поражала скорость на операциях Александра Александровича Вишневского в России, но это превзошло все её ожидания!

— Черт побери — вдруг выругался Тернер и у медсестер, как будто, спал стопор. — Почему я должен спрашивать про пульс? — У сестер мурашки побежали по спине и у одной, Ани заметила, даже, вырвалось легкое — «ох!» — она вздрогнула и бросилась слушать пульс.

А просто на просто, когда Иден Тернер шил, что делал он последнее время крайне редко, потому что уже оставлял эту работу своим ассистентам, и сегодня шил сам, как исключение. Так вот, когда он шил сам, это напоминало неповторимый акт чего-то сверхъестественного и у всех в этот момент перехватывало дыхание и останавливалась жизнь. Творил сам Бог! Это, действительно было так. Тернеру в клинике прощали все и любую грубость, и любой скандал не вызывал даже легких вибраций негатива у того, кто на себе испытал его гнев. Потому что Богу прощается все! 90 % женского персонала клиники было без памяти влюблены в своего боса и для кого-то он был прямым наставником и авторитетом мирового масштаба.