Она хотела может быть обнять её, прижать её хрупкие плечи к себе, а может быть поспешить на кухню, чтобы заварить ей настойку на травах, успокаивающую и укрепляющую, а может безудержно, сейчас разрыдаться? Она так и не поняла… Но Ани почему-то так твердо запретила ей хоть как — то проявлять свои эмоции только лишь знаком — она отрицательно покачала головой, но Бетси это словно обдало холодной водой и она невольно застыла, со сложенными на груди руками. Потом она вспоминала эту сцену, пытаясь понять. Что её так мгновенно остановило и поняла, она прочла это в глазах своей хозяйки, в движении головой, а может на энергетическом уровне считала её волю, только так надо было, на интуитивном уровне она поняла, что, если начнет плакать, жалеть Ани, та потеряет все свои последние силы, которыми она держалась все это время, чтобы не упасть духом.
Ани не спала, сидя на кровати в платье. Первый раз в жизни, она совершенно не знала — что ей делать дальше? И самое удивительное было то, что и спрашивать совета или же поговорить с кем-нибудь, ей не хотелось. Подсознание подсказывало, что в данный момент это окажется совершенно бесполезным и неуместным. Войцеховский казался далеким, чужим для неё сейчас, Бетси только сделала бы её очень слабой, а Тернер лишний раз заставил бы испытывать угрызения совести, которые выгрызали сердце как червяк яблоко. А ей нужны были силы, ей так нужны были силы! Она копалась в своих ощущениях, пытаясь найти в них ответ, что она должна предпринять для себя сейчас, понимая, что ответ придет только на интуитивном уровне, и он будет не логичен, но он будет самым верным. Сейчас она стала очень сильной, а может быть черствой, она даже не думала, что сумеет так жить, каждый день натягиваясь как струна, волевым усилием, заставляя прогонять страх, и негативные мысли.
Сон сморил к утру, силы были истощены, и она заснула на не приготовленной для сна кровати, в одежде, свернувшись калачиком, обняв подушку, как в детстве, чувствуя оголтелое одиночество в жизни, когда тоска по родителям приходила тяжелыми приступами.
Ей приснилась мать, отец. Они были вместе и ласково улыбались, но они были такими далекими, она только все время чувствовала, как ей хочется к ним прижаться, но почему — то, то пространство, которое отделяло её от них никак не сокращалось, как бы она ни протягивала к ним руку и не ускоряла шаг, как иллюзия, они были не досягаемы. А затем она очутилась в доме, но не в своем, который выстроила, выйдя замуж за графа фон Махеля, а в том, в котором остался его сын, Томас. И она так не любила этот дом, некое тяжелое ощущение захватило её в свое пространство. Негативные мысли, словно забытые воспоминания, стали возникать образами, о которых она четко знала, что не хотела никогда вспоминать. Когда она увидела фигуру Томаса фон Махеля, которым подверглась изнасилованию и которым была ранена в плечо, тогда, в реке. Но не лицо, лишь его фигура появилась во сне, как призрак и быстро исчезла, а в комнату, в которую она открыла дверь, её внесла некая сила, которой она не могла сопротивляться, а ум знал, что… то против её воли. Но когда она увидела в этой комнате, за столом сидящих своего сына Кристиана и супруга графа фон Махеля, она так и не смогла объяснить себе, почему же она так не хочет входить в эту комнату. Ведь в ней находились её близкие, дорогие её сердцу люди! И о, Господи, как она по ним скучает! Только сейчас её накрыла такая жгучая волна ностальгии по ним, сердце защемила боль, и в тоже время радость от понимания того, что она теперь может быть рядом с ними! И эти противоречивые ощущения, понимаемые сердцем, никак не объяснялись разумом, как так можно, одновременно испытывать боль и радость, и какую-то невероятную тоску! Её мальчик, именно в том возрасте, в котором она его потеряла, смотрел на неё и между ними не было ни этих прошедших лет, ни её новой жизни, нового ребенка, а ум твердил, у тебя есть дочь — Джизи. Она не понимала, Джизи???? Как могла появиться Джизи, ведь здесь её первый супруг и он так ласково смотрит на неё, её сын, а Джизи её дочь, но из какой-то не понятной, другой жизни? Она остановилась в дверях, теряясь в своих ощущениях, так желая подойти к ним, дотронуться до них, обнять, и что-то мешает. Почему ноги-то такие тяжелые, почему они не повинуются ей? И что-то с Ангелом? У неё же еще был конь, который был для неё больше чем любимое животное. Он был ей другом, и только бы он был не здесь — почему-то пошла уверенная, четко-обозначенная мысль, даже постаралась закрыть глаза, чтобы не видеть больше никого, потому что, что-то подсказывало ей, ей не нужно этого знать! Ей не нужно этого сейчас видеть! И она не увидела, а граф фон Махель печально произнес — Ангел тебя ждал до последнего! Но пробил и его час! Ты его увидишь только здесь …