Нерон

Когда Исидору было около пяти лет, по всей Академии распространился слух о появлении чуда природы. Теон и математик увидали, как Исидор воспользовался посыпанной песком дорожкой к колодцу третьего двора, чтобы вполне правильно вычертить схему трудно вычисляемого лунного затмения. В результате общего удивления и расспросов выяснилось, что мальчуган то через открытое окно, то спрятавшись в самой аудитории — слушал все лекции по математике и астрономии и среди студентов давно уже слыл забавным собранием всяких премудростей. Дальнейшее расследование показало, что Исидор знал наизусть все формулы и длинные ряды чисел и чувствовал их внутреннюю зависимость, обычно, однако, ничего в них не понимая.

По желанию старого математика, Исидора устроили в детскую школу. Там, в четыре месяца проглотил он то, с чем другие ученики справлялись в несколько лет. С этого времени он получил разрешение спать в передней математика, и даже в Константинополь до императора дошла весть о чудесном ребенке.

Такое был сосед Гипатии.

Несмотря на близость отца, девочка росла в довольно неученом обществе. Ее кормилица вела небольшое хозяйство и была для ребенка единственной воспитательницей. Добрый марабу прилетал проводить все свое свободное время около Гипатии, но в его природе было больше склонности к созерцанию, чем к поучениям, да к тому же девочка не понимала щелканья его клюва, так как не получила никакого образования. Отец любил своего ребенка больше всего на сеете, но он почти не видел его, если не считать нескольких минут каждое утро, когда он выдавал феллашке изрядную сумму на хозяйство и удивлялся, что кормилица всегда жалуется на недобросовестность рыночных торговок; это называлось: проверять счет.

Такой способ вести хозяйство не повредил маленькой Гипатии. Феллашка всегда была в состоянии закармливать красавицу всяческими лакомствами, одевать ее в платьица из наилучших тканей, а время от времени предохранять от болезней амулетами жрецов или старух.

Так росла Гипатия, и ее ученого отца ни разу не коснулась забота о ребенке. Гипатии шел седьмой год, когда в ее жизни произошла первая перемена. В одну теплую и светлую майскую ночь Теон проверял в обсерватории точность новоизобретенного измерительного прибора. Ему вновь удалось установить еще одну ошибку Птоломея, ошибку в расчете движения какой-то планеты. Перед восходом солнца вернулся он в свое жилище и был поражен, найдя там в облаках курительного дыма старых ведьм и жрецов.

Около полуночи Гипатия опасно заболела, и старая феллашка не могла придумать ничего лучшего.

Теон подошел к кроватке ребенка, лежавшего в лихорадке с горящими щечками и черными глазами, устремленными кверху. Отца она не узнала. Несколько мгновений стоял Теон, беспомощный от изумления и горя, затем он бросился к одному из лекарей, не столько за помощью, сколько для того, чтобы пожаловаться на судьбу. Математики считали медицину знанием, не проверенным и не надежным. Однако врач, хорошо знавший прекрасного ребенка академических двориков, сейчас же последовал за Теоном в его помещение. Колдунов прогнали, а кормилица со слезами на глазах обещала следовать всем указаниям врача.

После пяти тяжелых дней и ночей ребенок был спасен. Но Теон, беспомощно и чуждо просидевший все время около постельки больной, узнал, к своему огорчению, в каком пренебрежении оставалась духовная жизнь девочки. Конечно, она не умела ни читать, ни писать. Но даже по-гречески не умела она говорить правильно, она — дочь греческого ученого и крестница императора. С кормилицей и со сверстницами она болтала на египетском разговорном языке, а для утренних приветствий отца хватало нескольких дюжин греческих слов. Вместо стихов Гомера она знала наизусть десяток египетских поговорок. И ученый должен был говорить на отвратительном народном наречии, чтобы быть понятым своим больным ребенком.

Пока Гипатия медленно оправлялась от тяжелой болезни, Теон советовался с врачом, со своим соседом математиком, как изменить свою жизнь для осуществления разумного воспитания. Нужно было найти надежную и образованную женщину, нужно было отыскать подходящего для ребенка учителя. Однако, когда врач по прошествии нескольких недель объявил, что Гипатия совершенно выздоровела, и освободил ее от своего надзора, Теон вздохнул облегченно и взял в руки новый прибор, чтобы дойти до конца вычисления, начатого в теплую майскую ночь.

Еще незадолго до заболевания Гипатии, неутомимо прилежный Исидор совершенно не интересовался своей соседкой. Его занятиям не нужно было сотоварищей, а девочек он слишком презирал, чтобы замечать что-либо подобное. Невежественный ребенок был к тому же на шесть лет моложе чудесного мальчика Академии. Но незадолго до заболевания Гипатии в маленьком долговязом ученом произошла серьезная перемена.